Женщины умеют придавать своему лицу целомудренное выражение, балансировать и вольтижировать, притворяться испуганными голу´бками и выпевать слова тем особенным тоном, каким Изабелла в четвертом акте «Роберта-дьявола» поет: «Сжалься ты над собою! сжалься ты надо мной!»[715] и какой позволяет им творить чудеса, недоступные ни одному берейтору. Дьявол, как водится, не может устоять. Что же тут удивительного? Это вечная история, великая католическая мистерия о поверженном змее и освобожденной женщине, которая, если верить фурьеристам, представляет собой великую общественную силу[716]. В этом-то и заключается главное отличие восточной рабыни от западной супруги.
Второй акт заканчивается на брачном ложе восклицаниями сугубо мирного характера. Адольф, точь-в-точь как дети при виде пирожного, обещает Каролине исполнить все, чего она только пожелает.
Третий акт
Третий акт Третий акт(
Каролина, вне себя от счастья, поднимается, исследует свое отражение в зеркале и отдает распоряжения насчет завтрака.
Час спустя, когда она уже совершенно готова, ей сообщают, что завтрак подан.
– Скажите хозяину!
– Сударыня, хозяин в малой гостиной.
– Какой ты миленький-умненький-славненький! – хвалит она Адольфа, сюсюкая, словно говорит с ребенком или вновь наслаждается прелестями медового месяца.
– А в чем дело?
– Как же! ты ведь разрешил твоей Лилинке кататься на лошадке…
Наблюдение
Наблюдение НаблюдениеВо время медового месяца некоторые совсем юные супруги говорят на тех языках, о которых писал еще Аристотель (см. его «Педагогику»). Они сюсюкают, гугукают, лялякают, как матери и кормилицы, когда обращаются к малым детям. Именно по этой причине, как доказано и признано в толстенных фолиантах немецких ученых, кабиры, творцы греческой мифологии[717], изображали Амура, бога любви, в виде малого дитяти. Есть, впрочем, для этого и другие причины, известные женщинам, и главная из них заключается в том, что мужская любовь всегда мала.
– Кто тебе это сказал, красавица моя? твой ночной чепчик?
– Что?..