– Ты мне не откажешь?
– Если то, о чем ты меня просишь, возможно, я готов…
– Ну вот… началось… я уже слышу речи мужа… если…
– Да в чем дело?
– Я бы хотела выучиться ездить верхом.
– Но, Каролина, это же невозможно!
Каролина смотрит в окно и пытается выжать из себя слезу.
– Послушай, – продолжает Адольф, – разве я могу позволить тебе ездить в манеж одной? Разве я могу сопровождать тебя сейчас, когда на меня свалилось столько дел? Да что с тобой? По-моему, я привожу тебе доводы неопровержимые.
Адольф понимает, что придется нанять конюшню, купить лошадь, завести грума и пони для него; одним словом, он предвидит от
Мало кто из мужчин, которые преподносят женщине доводы вместо того, чтобы преподнести то, чего ей хочется, дерзают спуститься вглубь малой бездны, именуемой сердцем, и оценить мощь бури, которая поднимается там в одно мгновение.
– Доводы! Да если вам нужны доводы, вот они, – восклицает Каролина. – Я ваша жена; а вы и думать забыли мне угождать. И потом, насчет расходов… Тут вы, друг мой, сильно заблуждаетесь.
У женщин столько же способов произносить эти два слова: «друг мой», сколько у итальянцев способов говорить amico; я лично насчитал их двадцать девять, и это лишь те, которые выражают разные оттенки ненависти.
– Вот смотри, – продолжает Каролина. – Я заболею, и вы заплатите аптекарю и врачу ровно столько, сколько отдали бы за лошадь. Я буду сидеть дома в четырех стенах – но вам же только этого и надобно. Я так и думала. Я попросила у вас разрешения, совершенно не сомневаясь в отказе: мне просто было интересно узнать, что именно вы придумаете в свое оправдание.
– Но… Каролина.
– Невозможно отпустить меня в манеж одну! – продолжает она, не обращая внимания на его слова. – Разве это причина? Разве я не могу ездить туда с госпожой де Фиштаминель? Госпожа де Фиштаминель сейчас как раз учится ездить верхом, и не думаю, чтобы господин де Фиштаминель ее сопровождал.
– Но… Каролина.
– Я в восторге от вашей предупредительности, право, вы слишком сильно обо мне заботитесь. Господин де Фиштаминель доверяет своей жене гораздо больше. Он-то с ней в манеж не ездит. Быть может, именно из-за его доверчивости вы и не отпускаете меня в манеж, ведь я могу там увидеть, как вы сами объезжаете Фиштаминельшу.
Адольф пытается скрыть тоску, которую навевает на него этот поток слов, начавшийся на полпути от дома и до сих пор не впавший ни в какое море.
Дома Каролина продолжает свои рассуждения: