– Я знаю… знаю это, – сказал Адам. – Я думал, что она имеет любящее и нежное сердце и не будет лгать или обманывать. Мог ли я думать о ней иначе? И если б он никогда не приблизился к ней и я женился на ней, любил бы ее и заботился о ней, она, может быть, никогда не сделала бы ничего дурного. Что б это значило для меня, если б мне и пришлось немного побеспокоиться с ней? Это было бы ничто в сравнении с тем, что случилось теперь.

– Как знать, друг мой, как знать, что могло бы случиться. Жгучую боль тяжело переносить вам теперь: вам нужно время… да, вам нужно время. Но я такого мнения о вас, что вы восторжествуете над всем этим и снова будете мужчиной. А из всего этого может выйти добро, которого мы еще не видим.

– Выйти добро! – воскликнул Адам с жаром. – Это не переменит зла: ее погибель нельзя изменить. Я ненавижу болтовню людей, говорящих, будто есть средство поправить все. Было бы нужнее убедить их в том, что зло, которое они причиняют, никогда не может быть изменено. Когда человек погубил жизнь своего ближнего, он не имеет права утешать себя мыслью, что из этого, может быть, выйдет добро; добро для кого-нибудь другого не изменит ее позора и несчастья.

– Хорошо, друг мой, хорошо, – сказал Бартль кротким голосом, который странно противоречил его обыкновенной решимости и нетерпению в споре, – довольно вероятно, что я говорю глупость. Я человек старый, и много лет прошло с тех пор, как я сам находился в горе. Легко находить причины, по которым другие должны бы быть терпеливы.

– Мистер Масси, – сказал Адам с раскаянием, – я очень горяч и вспыльчив, а между тем я должен обращаться с вами совершенно иначе. Но вы не должны сердиться на меня за это.

– Я… нисколько, мой друг, нисколько.

Таким образом, ночь прошла в волнении, пока наконец утренняя свежесть и рассвет дня не принесли с собою трепетного спокойствия, сопровождающего последнее отчаяние. Неизвестность скоро должна была прекратиться.

– Пойдемте теперь в тюрьму, мистер Масси, – сказал Адам, когда увидел, что часовая стрелка стояла на шести. – Если есть какие-нибудь известия, то мы услышим там о них.

Движение на улицах уже началось; все шли быстро по одному направлению. Адам старался не думать о том, куда шли все, быстро проходя мимо него короткое расстояние между его квартирой и тюремными воротами. Он благодарил судьбу, когда ворота заперлись за ним, что не видел более этих любопытных людей.

Нет, не пришло никаких известий: ни помилования, ни отсрочки.

Адам ждал на дворе с полчаса, прежде чем мог пересилить себя и уведомить Дину о своем приходе. Но некоторые слова долетели до его слуха: Адам не мог не слышать их: «Телега должна тронуться с места в половине восьмого».