– Поцелуете ли вы меня опять, Адам, несмотря на то что я сделала вам столько зла?

Адам взял побелевшую исхудалую руку, которую она протягивала ему, и они дали друг другу торжественный невыразимый поцелуй вечной разлуки.

– И скажите ему, – проговорила Хетти, несколько громче, – скажите ему… ведь, кроме вас, некому будет сказать ему это… что я отправилась за ним и не могла найти его… и ненавидела и проклинала его однажды… но Дина говорит, что я должна простить его… и я стараюсь… потому что иначе Бог не простит меня…

В эту минуту послышался шум у двери кельи: в замке повернулся ключ, и когда отворилась дверь, Адам неясно увидел, что там было несколько лиц. Он был слишком взволнован, чтоб заметить больше этого, даже чтоб заметить между ними лицо мистера Ирвайна. Он понял, что наступали последние приготовления и что ему нельзя было оставаться долее. Все безмолвно дали ему дорогу, и он пришел в свою комнату один, оставив Бартля Масси дождаться конца.

XLVII. Последняя минута

XLVII. Последняя минута

То было зрелище, оставшееся более памятным для некоторых, даже чем их собственные печали, – зрелище в это серое утро, когда роковую тележку с двумя молодыми женщинами увидела любопытная ожидающая толпа, направившаяся по дороге к страшному символу обдуманно наложенной внезапной смерти.

Весь Стонитон слышал о Дине Моррис, молодой методистке, которая довела упорную преступницу до сознания, и толпа с таким же любопытством желала увидеть ее, как и несчастную Хетти.

Но Дина почти не замечала толпы. Хетти, увидев многочисленное скопище народа в отдалении, судорожно прижалась к Дине.

– Закрой глаза, Хетти, – сказала Дина, – и, не переставая, будем молиться Богу.

И таким голосом, в то время как тележка медленно двигалась среди любопытной толпы, она с напряженною борьбой изливала всю душу в последней молитве за трепещущее существо, которое привязалось и жалось к ней как к единственному видимому явлению любви и сострадания.

Дина не знала, что толпа безмолвствовала и смотрела на нее с каким-то благоговением; она даже не знала, как близко они были от рокового места, когда тележка остановилась, и она содрогнулась, испуганная громким криком, ужасным для ее слуха, подобным страшному вою демонов. Пронзительный крик Хетти слился с этими звуками, и они, в взаимном ужасе, еще крепче прижались друг к другу.

Но то не были крики проклятия… не вой торжествующей свирепости.

То были крики внезапного сильного волнения при появлении всадника, мчавшегося во весь галоп и пролагавшего себе дорогу сквозь толпу. Лошадь разгорячена и измучена, не отвечает отчаянному побуждению шпорами; глаза всадника, кажется, омрачены безумием, и он видит только то, что остается невидимым для других. Смотрите, у него что-то в руках, он поднимает это кверху, как будто делает знак.