– Да, я приду, Дина… завтра утром… Если это должно быть. У меня, может быть, будет больше силы вынести это, если я знаю, что это должно быть. Скажите ей, что я прощаю ее, скажите ей, что я приду… приду в последнюю минуту.

– Я не хочу настоятельно требовать, чтоб вы поступили против голоса собственного сердца, – сказала Дина. – Я должна поскорее возвратиться к ней. Удивительно, как она привязалась теперь ко мне, она даже не хотела выпустить меня из виду. Прежде, бывало, она никогда не отвечала на мое расположение к ней, теперь же скорбь открыла ее сердце. Прощайте, Адам. Да успокоит вас наш Небесный Отец и да пошлет Он вам силу перенести все.

Дина протянула руку, и Адам безмолвно пожал ее.

Бартль поднялся с своего места, чтоб отворить для нее тяжелую задвижку у двери, но прежде, чем он дошел до двери, она кротко сказала: «Прощайте, друг» – и легкими шагами спустилась с лестницы.

– Ну, – сказал Бартль, сняв очки и положив в карман, – если уж должны существовать женщины, причиняющие горе и беспокойство на белом свете, то только справедливость требует того, чтоб были и женщины, утешающие людей в горе; а она одна из них. Жаль, что она методистка. Но разве можно найти на свете женщину, у которой в голове не было бы какой-нибудь глупости?

В эту ночь Адам не ложился: волнение неизвестности, увеличивавшееся с каждым часом, который все более и более приближал к нему роковые минуты, было слишком сильно; и, несмотря на все его мольбы, несмотря на его обещания, что он будет совершенно спокоен, школьный учитель также не ложился.

– Ну, что за беда для меня в том, друг? – говорил Бартль. – Одною ночью сна больше или меньше? Я со временем высплюсь довольно в земле. Дайте же мне разделить ваше горе, пока могу.

Длинна и грустна была эта ночь в маленькой комнатке. Адам иногда вставал с места и ходил взад и вперед по большому пространству от стены до стены, потом снова садился и закрывал лицо. Не слышно было никакого звука, кроме стука часов на столе или падения пепла в камине, где школьный учитель тщательно поддерживал огонь.

По временам Адам изливал чувства в неистовых выражениях:

– Если б я мог сделать что-нибудь, чтоб спасти ее… Если б мои страдания могли принесть ей какую-нибудь пользу… но все сидеть спокойно, знать это и не делать ничего… жестоко переносить это человеку… а думать о том, что могло б быть теперь, если б всего этого не случилось из-за него… О боже! именно сегодня назначена была наша свадьба.

– Конечно, мой друг, – сказал Бартль нежно, – трудно, очень трудно. Но вы должны вспомнить о том, что когда вы хотели жениться на ней, то думали, что у нее совершенно другая натура, чем та, которая теперь оказалась. Вы и не думали, что она может стать жестокой в такое короткое время и сделать то, что сделала.