– Ну, матушка, у тебя сегодня очень здоровый вид, а Джип хочет, чтоб я посмотрел на него: он никак не может перенести мысль, что я тебя люблю больше.

Лисбет не произнесла ничего; ей хотелось сказать многое. В это время пришлось перевернуть страницу, и тут была картинка, изображавшая ангела, сидевшего на большом камне, который был свален с гроба. Эта картина находилась в большой связи с воспоминаниями Лисбет, потому что она пришла ей в голову, когда она в первый раз увидела Дину. Лишь только Адам оборотил страницу и подвинул книгу на сторону, чтоб они оба могли смотреть на ангела, как Лизбет произнесла:

– Это она… это Дина.

Адам улыбнулся и, разглядывая внимательнее лицо ангела, сказал:

– Да, это похоже на нее действительно; но Дина, мне кажется, еще красивее.

– Хорошо, в таком случае, если она кажется тебе еще красивее, отчего ж ты не любишь ее?

Адам посмотрел на мать с удивлением:

– Неужели, матушка, ты думаешь, что я не привязан к Дине?

– Нет, – отвечала Лизбет, испугавшись своей собственной смелости, а между тем чувствуя, что она уже проломила лед и что вода должна разлиться, какой бы вред ни произошел от этого. – Что ж за польза иметь привязанность к тому, что находится за тридцать миль? Если б ты был расположен к ней действительно, то не допустил бы ее уехать отсюда.

– Но разве я имею право мешать ей, если она считает это нужным? – сказал Адам, смотря в книгу, как бы желая снова приняться за чтение. Он предвидел ряд жалоб, которые не клонились бы ни к чему.

Лисбет снова села на стул против него и произнесла:

– Но она не считала бы это нужным, если б ты не был так упрям.

Однако ж Лисбет не решилась идти далее неопределенной фразы.

– Упрям, матушка? – спросил Адам, снова посмотрев на мать с некоторым беспокойством. – Что ж я сделал? Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, ты никогда не хочешь посмотреть ни на что, не хочешь ни о чем подумать, кроме фигур да работы, – сказала Лизбет, как бы готовясь заплакать. – Неужели ты думаешь, что всю жизнь проведешь таким образом, словно человек, вырезанный из дерева? А что ж ты будешь делать, когда умрет твоя мать и некому будет позаботиться о том, чтоб тебе было что поесть-то порядочно утром?

– Что у тебя за мысли, матушка! – сказал Адам, начиная сердиться на это хныканье. – Я не вижу, к чему ты это ведешь. Разве есть что-нибудь такое, что бы я мог сделать для тебя и чего я не делаю.

– Конечно, что есть. Ты мог бы сделать то, чтоб я имела кого-нибудь, кто бы успокаивал меня, ходил за мной, когда я больна, и был бы добр ко мне.

– Да кто ж виноват, матушка, что в доме нет кого-нибудь, кто помогал бы тебе? Я вовсе не желаю, чтоб вся эта работа лежала на тебе. Мы в состоянии сделать это. Я довольно часто повторял тебе. Это было бы гораздо лучше для всех нас.