‐ Не мешайте,‐ сердито сказала Элька ‐ А то ошибок наделаю.

‐ Да подожди ты!‐ прикрикнул Вася.

‐ Отдохни пока, ‐ попросила мама, ласковым тоном сглаживая Васин окрик.‐ Мы

немного поговорим.

Она высоко привалилась к подушке, прижатой стоймя к спинке кровати, только руки

с книгой были освещены из‐под абажура.

Вася смотрел на маму, на ее круглое лицо с мягкими чертами, в которые так редко

вглядывался. В ее прямых волосах не было совсем седины, и затемненные глаза сияли

очень молодо, в лоб у нее был чистый, без морщинок. Но все равно, лицо уже было

немолодое ‐ просто какие‐то тени смутно легли у глаз, просто губы поблекли, просто

щеки потеряли упругость.

Вася смотрел на маму, а сам вспоминал ее, какой она была в Воронеже, и сквозь

теперешние черты легко проступали прежние, словно сдунулся непрочный налет

времени, обнажив нестареющую свежесть. Мама тогда была такая высокая, что Васе

приходилось задирать свою ручонку, чтобы вложить ее в большую мамину ладонь. Юбка

ее шелестела у самого уха, и Вася семенил за размеренным шагом легких ног.

Видно, сильно поразила его встреча с незнакомым человеком на тихой улице

Энгельса, если он запомнил ее на всю жизнь. Чужому человеку мама сказала

«Здравствуй» ‐ и нарушила все понятия о родне. Коммунисты ближе друг к другу, чем

родня,‐ это понял Вася в ту встречу, уверовал в это опытом своей жизни, и ничто не