Светлый фон

   - А тама, пан, вся мостовая перерытая. Ассиза... ассегна... тьфу, черт!., ассензация, грят... Одно слово, дерьмо из жидовского гадюшника выгребают...

   - Ладно, подвезите меня как можно ближе к этому переулку, только, пожалуйста, побыстрее.

Извозчик честно попытался поднять своего одра в галоп, дрожки судорожно дернулись, бодро прогремели с десяток метров и так резко сбавили ход, что, если бы не опущенный верх, я бы непременно перелетел через козлы и шлепнулся на мостовую, - весь дальнейший путь несчастный коняга ковылял, едва передвигая ноги.

Смирившись с неизбежным, я опустил дребезжащее окно и с наслаждением, полной грудью вдохнул свежий ночной воздух.

Все вокруг казалось каким-то необычным, незнакомым - как будто я впервые видел эти дома с темными окнами, безлюдные улицы, закрытые витрины лавок...

Одинокий белый пес, поджав хвост, уныло трусил рысцой по мокрому тротуару. Я провожал его изумленным взглядом -странно, неужели собака?! А я и думать забыл, что на свете есть еще кто-то, кроме заключенных и надзирателей!

Охваченный ребячьим восторгом, я высунулся из окна и крикнул вслед припустившему во всю прыть псу:

- А ну, гоп, гоп, гоп! Хвост трубой, дружище, ведь ты свободен!..

Интересно, что скажет Гиллель, когда увидит на пороге мою злополучную фигуру?! И как встретит меня Мириам?

Господи, неужели это не сон: еще несколько минут, и я постучу в их дверь... И буду стучать до тех пор, пока не подниму с постели обоих. Представляю их заспанные удивленные лица!

Отныне все будет хорошо - скоро мой день рождения... Уж на сей раз я его не просплю, как в этом году... Вновь соберутся мои друзья - Звак, Фрисландер и Прокоп, - мы будем сидеть в моей каморке, слушать, как потрескивает в печи огонь, и пить огненный пунш...

А там и Рождество!

Эх и славное будет времечко - теперь, когда все беды и напасти остались позади, можно отвести душу и повеселиться!

А Мириам я все же прокачу в экипаже!..

И в тот же миг в памяти моей ожили вдруг слова того мерзкого заключенного с подлой шакальей мордой, а перед глазами вновь, мгновенно возникнув из небытия, встала ужасная картина: обгоревшее до неузнаваемости лицо... и... и огонь, бушующее пламя, алые, пурпурные, багряные языки, беснующиеся в неистовой вакхической пляске... «Убийство, совершенное с целью удовлетворения извращенных половых наклонностей»... Нет, нет и нет!.. Тряхнув головой, я прогнал кошмарное наваждение: этого не может, не может быть - Мириам жива! Я ведь собственными ушами слышал, как она говорила устами Ляпондера!..

Еще минута... полминуты... и потом...