Слишком глубоко погрузившись в свои мысли, чтобы поспевать за всеми перипетиями той длинной истории, которую принялся рассказывать антиквар, ставший вдруг каким-то очень уж разговорчивым, я воспринимал лишь отдельные обрывочные фрагменты. Словесный поток исподволь накатывался на меня, захлестывая с головой, уносился вдаль и вновь возвращался, обжигая мой бедный мозг, подобно огненной лаве, а в промежутках мне в уши врывался какой-то зловещий шелест - быть может, это и был тот самый шум крови, который слышат по ночам стареющие люди и о котором забывают в сутолоке дня? - далекий, грозный, ни на миг не затихающий шелест гигантских крыл... Это коршун по имени Смерть завороженно чертит круг за кругом, паря над бездной времени в поисках очередной жертвы...

Окончательно сбитый с толку, я уже не знал, кто был источником тех странных речений, вкрадчиво проникавших в мой слух: то ли этот антиквар с хронометром в руке, то ли они сходили с уст того неведомого, таящегося во мне существа, которое мгновенно пробуждается в одиноком сердце, стоит только потревожить сокровенную тишину склепов, тайно хранящих в своих глубинах забытые воспоминания, дабы не обратились они во прах?

Время от времени я ловил себя на том, что киваю антиквару, и тогда до меня наконец доходило: он произнес нечто давно знакомое и хорошо известное мне. Однако всякий раз, когда я пытался собраться с мыслями и осознать сказанное, все в моей голове путалось: эти неуловимые глаголы не задерживались, подобно обычным словам, в памяти, откуда их можно было бы потом извлечь и, подвергнув всестороннему анализу, постигнуть сокрытый в них смысл, - нет, лишь только переставали звучать, они застывали, как безжизненные изваяния, чуждые и непонятные слуху, и темное их значение не доходило до моего сознания, тогда, заблудившись на переходе из прошлого в настоящее, они обступали меня, гипнотизируя черными пустыми глазницами своих мертвых каменных масок...

- О, если бы только мой хронометр вновь возжелал вернуться к жизни! - не выдержав мучительной пытки, воскликнул я громко, перебивая рассказчика.

При этом я имел в виду свое сердце, ибо чувствовал, как сильно ему хочется забыть о том, что надо стучать; и меня охватил ужас, ведь стрелка моей жизни, вместо того чтобы продолжать завороженно чертить круг за кругом, паря над бездной времени, могла внезапно замереть перед каким-нибудь фантастическим цветком, хищным оскалом апокалиптического зверя или чудовищным ликом демона, как на этом безжалостно разъятом на четырнадцать секторов циферблате.