Почти теряя самообладание, Сантос возразил:

— Я приехал сюда не спорить, а только просить справедливости, но мне любопытно знать, как вы понимаете справедливость, если так к ней относитесь?

— Для меня справедливость — это мое ударение, — рассмеялся ньо Перналете; в глубине души он был весельчак и любил побалагурить. — Непонятно? Сейчас объясню. Один начальник слыл невеждой. Он, видите ли, говорил неграмотно. К примеру, надо «документ», а он — «документ». И не только говорил. Когда ему на подпись давали бумагу с таким словом, он перво-наперво приказывал секретарю: «Поставь мое ударение!» И секретарь ставил. Вот так.

Мухикита с готовностью рассмеялся, а Сантос сказал с Раздражением:

— Ну, если здесь принята такая грамматика, то я зря потерял время, надеясь найти здесь справедливость. Ньо Перналете ощетинился.

— Вам ее еще покажут, — произнес он тоном, в котором явно звучала угроза.

Ньо Перналете, деспот по природе, но в то же время большой хитрец, не любил, когда с ним спорили, однако, если находил доводы противника убедительными и изменение своей прежней точки зрения целесообразным, тут же искал способ принять эти возражения, правда, не иначе как делая вид, будто сам давно так думает, и выражая чужие мысли в своей, оригинальной форме. Поскольку он столкнулся с Лусардо и циркуляр президента штата был еще свеж в его памяти, он счел за благо отказаться от заключения о естественной смерти пеона.

— Незачем было таскаться в такую даль, чтобы сказать, что пеон выехал не один, — заявил он своим обычным бесцеремонным тоном. — Мы и сами уже начали розыски второго.

Поняв, что генерал задумал свалить вину на Рафаэля, Сантос поспешно возразил:

— Спутник Кармелито — его брат. Я не сомневаюсь в честности обоих и утверждаю, что второй пеон тоже был убит.

— Вы можете утверждать что угодно. Нас интересует истина, — отрубил ньо Перналете, чувствуя, что снова попал впросак, и, бросив растерявшемуся судье: «Вам уже сказано, бакалавр Мухика, не тревожьте осиное гнездо!» — вышел, сопровождаемый молчанием, означавшим возмущение Сантоса и страх Мухикиты.

В наступившей тишине слышно было, как цыплята стучат клювами в скорлупу яиц, спеша явиться в этот полный прелестей мир.

Выглянув на улицу и убедившись, что ньо Перналете ушел, Мухикита заговорил:

— Ты утверждаешь, что пеоны везли две арробы перьев? Это… около двадцати тысяч песо, не так ли? Тогда не все потеряно, Сантос. Присвоивший перья постарается поскорее сбыть их за любую цену. Тут все и откроется.

Но Сантос не слушал, думая о своем. Наконец он встал со стула и, собираясь уходить, сказал: