– С талыгаем у нас горе, - сказал Тимофей. - Клаварош тебе, поди, не сказывал? Как та ховрейка у нас побывала - подменили талыгая.

– Что за ховрейка? - осведомилась Марфа. - Откуда взялась?

– Хрен ее ведает… У Тучкова спрашивать надо, он по имени назвал, да мы не разобрали. И лица не разглядеть, в накидке была. А после того, как она ему мешок рыжевья на стол бросила да сбежала - к нему и не подступись.

– А что за рыжевье? И много ли?

– Кабы кто знал! Сдается, много, - за всех взялся отвечать на вопросы Тимофей. - Тучков, поди, знает, да молчит. Пробовали спрашивать - сказал, не нашего ума дело. Сам - и то к нашему талыгаю не суется. А тот ходит злой, как бес, Сергейку вот ни за что ни про что по зубам смазал.

Марфа посмотрела на Ушакова, он кивнул.

– Докладывать ему - и то уж боимся. Говори, Захар.

– Меня еще раньше посылал за лавкой на Ильинке смотреть, - без предисловий начал Иванов. - Я там денно и нощно околачивался! Он сказал - через лавку письма и записки передаются. Ну и я, как дурак, всякое рыло запоминаю! И все в голове держу, чтобы добежать до канцелярии и тут же кому из писцов продиктовать! Прибегаю - так, мол, и так, говорю… А он меня - чуть ли не в шею! Спрашиваю - так мне дальше-то туда ходить? А он мне: пошел на хрен! Знать ничего не желает…

– Может, чего подскажешь? Ты баба толковая, - сказал комплимент Тимофей. - Ведь все наши дела через его блажь в тартарары полетят. Нам бы хоть понять, с чего это он так бесится! Как ты своим бабьим разумом понимаешь?

– Лавка на Ильинке, стало быть… Не Терезы Фонтанжевой лавка? - спросила Марфа Захара.

– Она самая.

– И велел за ней следить, а после того, как к нему приходила ховрейка и принесла какое-то рыжевье, более не велит? Ох, молодцы вы, молодцы… Так то ж и была эта французенка…

– Ну, Захарка! Ты ж ее видел, мог узнать! - возмутился Тимофей.

– Ну да, узнать, когда у нее рожа замотана!

– Так что ж, она ему, нашему талыгаю, сламу дала? - удивленно спросил Федька. - Он же не берет!

– Так он же слова сказать не успел, как она, маруха чертова, ухряла! - вступился за Архарова Тимофей.

– Дальше-то что с рыжевьем было? - спросила Марфа, уже догадываясь о судьбе денег.

– Дальше - она ухряла а он весь мешок Устину отдал, велел милостыню раздать. Мы зазевались - а Устин с тем мешком и сгинул!

– Сыскался?

– Утром сыскался, да еще как. Злодея, что ночью забрался в захаровской мартонки дом игровое колесо топором искрошить, мог взять - да упустил!