– Дурак, мальчишка сопливый… - повторял Архаров. - Мало в детстве пороли…

Левушка отродясь не видел приятеля в таком волнении. Он подождал, приказа читать дальше не было, Архаров уперся локтями в столешницу и двумя руками охватил крупную голову, уже не заботясь об аккуратности прически. И так молчал, что делалось страшновато.

Пришлось читать без приказа.

– «Сейчас, когда ты читаешь сии строки, меня уж нет на свете, я нарочно ушлю Степана с письмом к тебе. Ты его отправь, пожалуйста, обратно в столицу, в полк. Вели, чтобы мое тело забрали из номеров Черепанова, что в Замоскворечье, Степан покажет. Сделай, чтобы похоронили хоть как-то, и непременно извести о моей смерти князя Горелова, что живет на Знаменке, пусть он сделает все, что может, для известной особы… Архаров, прости…»

Обер-полицмейстер поднял голову.

Левушка невольно подвинулся от него вместе со стулом.

Обер-полицмейстер улыбался. Однако - такой улыбкой, видеть которую на лице врага - не приведи Господи…

– Прелестно, - сказал Архаров. - Завтра отправим моих орлов побродить в тех краях. Спозаранку же! А теперь с тобой займемся, Сашка. Где ты взял письмо?

– Да там мне его и дали, Николай Петрович, в том доме, у французов…

– Кто?

– Кабы я знал! Я нечаянно туда попал, меня туда мадамы завезли…

– Писать можешь?

– Да ты что, Архаров! Погляди, в чем душа держится! - вступился за секретаря Левушка. - Его чуть живого привезли!

– Тогда ты запишешь все, что он про тот дом вспомнит.

– С утра, Николаша, дай ему отдохнуть, - Левушка был неумолим. - Ты что, не видел, его на руках в дом внесли! Пусть уснет спокойно, а на заре мы с ним составим для тебя экстракт всех его подвигов во французском притоне. Ступай, Христа ради! Довольно с тебя фоминского письма!

Он буквально в тычки выставил Архарова из Сашиной комнаты.

Но спать они, понятное дело, не пошли. Еще долго изучали письмо с того света, вспоминали подробности розыска, пытались свести все воедино, даже не замечая, что в темном углу архаровского кабинета тихо-тихо пристроился Никодимка и все слушает. Он подал голос, только когда Архаров принялся истошно зевать и гнать Левушку в его комнату. Тогда лишь архаровский камердинер предложил свои услуги: отвести их милости Николаев Петровичей в постельку, подоткнуть одеяльце, потушить свечку.

Утро обер-полицмейстера началось и впрямь на заре. К воротам прибыл извозчик, в сени вошел измотанный бессонной ночью Сергейка Ушаков и попросил помощи - внести безжизненное тело доктора Воробьева.

Внизу уже шла полноценная жизнь - Меркурий Иванович, в одном камзоле по случаю хорошей погоды, гонял архаровскую дворню. На кухне орудовал Пахом, и вокруг нее сейчас все вертелось - туда несли и воду, и дрова, и свежие яйца - был у Архарова для этой надобности на заднем дворе курятник с полудюжиной наседок и петухом, за которыми смотрела Потапова дочка Иринка. Когда же была нужда в птице к столу - гусях ли, курах ли, утках или дичи, - посылали в торговые ряды, а там купцы считали за честь быть поставщиками обер-полицмейстера. За иное Меркурий Иванович платил - чтобы уж вовсе не зарываться, но довольно много провизии поступало в виде «поклонов»: кланяется-де живорыбного садка хозяин Иванов корзинкой линей, переложенных травой, да ведерком карасей.