И Клаварош, не давший ей погибнуть в чумном городе, тоже был посланцем судьбы. И Катиш, взявшая на себя немалые хлопоты по модной лавке, тоже. Сами по себе они не представляли для Терезы особого интереса. Разговор о музыке и совместное музицировние с ними были невозможны.

Вот и сейчас за собственной своей рассеянностью, направившей ее шаги в неверном направлении Тереза пыталась разглядеть подсказку судьбы: может быть, нужно проститься с обер-полицмейстером и поблагодарить его наконец за все, что он для нее сделал?

Мысль показалась правильной. Тереза решительно направилась к зданию полиции.

Толпа уже разбрелась, подойти к дверям можно было без суеты - но Тереза ощутила взгляд. Она повернула голову и увидела стоящую напротив карету, а в окошке, среди раздвинутых занавесок, глядела на Терезу в упор круглолицая русская красавица с раскосыми темными глазами.

Взгляды встретились.

Тереза вспомнила ее - эта девица жила тут же, на Ильинке, у самых ворот, и как-то заходила в лавку, но всего раз - предпочитала покупать у Лелуарши и мадам Симон. Очевидно, и девица ее узнала. Но почему-то глядела, не отрываясь.

Тереза остановилась.

Этот взгляд мешал ей идти дальше. Да и нужно ли было идти? Что им сказать друг другу? Тем более, что долг свой Тереза уже вернула…

Как раз об этом ей меньше всего хотелось вспоминать.

Внутренний спор с московским обер-полицмейстером возродился в душе. «Да, я уезжаю и совсем было собралась проститьтся с вами, сударь, но что-то мешает мне сделать еще хотя бы один шаг. Возможно, это - необходимость объяснять вам мои поступки. А также то, что вы будете вынуждены объяснять мне свои поступки, - так мысленно обратилась Тереза к Архарову. - И для чего нам это? Вот я сейчас стою, гляжу на ваши окна, не ведая, за которым из них - вы, а может статься, вы и вовсе в тех страшных подвалах, слухи о которых доходят даже до меня. И я прощаюсь с вами, а окончательно прощусь, когда приду домой и сожгу те векселя, чтобы уж ничто и никогда не напоминало мне ни о Москве, ни о вас, сударь, ни о… Да, теперь я поняла - вы, посылая мне векселя, как раз и хотели, чтобы я их уничтожила. Как странно, что лишь теперь я это поняла. Как странно…»

Тереза повернулась и пошла прочь.

Прощание в ее душе состоялось, больше незачем было тут оставаться. Встреча со странным человеком в полицейской конторе уже не требовалась… тем более, что поглядеть ему в глаза все еще было бы стыдно.

Чем ближе к Ильинке - тем более Тереза ускоряла шаг. Она уже не просто шла - ее несло. Мысль о том, что надобно сжечь и векселя, и некоторые иные бумаги, сама стала огнем и опалила жаром душу. Ведь все еще лежали в ящичке бюро несколько записок Мишеля! Огонь, огонь - вот что должно было избавить Терезу от них обоих, от безликого и бестелесного, тучей нависшего над ее судьбой обер-полицмейстера и от живого, пылкого, смуглого и светлоглазого, опьяняющего лучше всякого вина Мишеля! Душа радовалась, душа брала торжественные аккорды!