- Вот чудно, - заметила она. - Мы с тобой как сто лет назад повенчаны. Вот сейчас потолковать о хозяйстве да и задремать потихоньку.

Архаров удивился - ему на ум пришло то же самое. Приподнявшись на локте, он посмотрел на Дунькино запрокинутое лицо. Нет, она не хотела сейчас амуриться, она чего-то иного хотела, неужто разговоров?

- Коли тебе охота о хозяйстве… Прачка у меня сбесилась. Для людей прачку держал, Настасью, она не справлялась, белья много, еще одну взял - Авдотью, хотел ее за Тихона отдать, а она себе любовника завела, стала к нему бегать.

- А много у вас стирки?

- А посуди сама - двенадцать человек дворни. На меня, на Меркурия Ивановича и на Сашку Михеева жена Дарья стирает, она же тонким столовым бельем заведует.

Дунька устроилась поудобнее, распахнула на Архарове розовый кафтан и забралась в него, накрылась огромной толстой полой.

- Как тепло, - сказала она мягким, засыпающим голосом. - Ты сказывай, сказывай. Я слушаю.

- Про прачку, Дуня?

- Можно и про нее.

Дунька прижалась, как малое дитя, и коли правда, что в таких случаях налетают амуры с луками и ядовитыми стрелками, то в архаровской спальне тем часом не было ни единого. Архаров рассказал про новые стулья, про Никодимкино злоумышление купить большой серебряный сервиз из полусотни предметов, чтобы было как в богатых старинных фамилиях, про лошадей, про дырявую крышу в каретном сарае. Она слушала, спрашивала, дала дельный совет - где взять серебро, чтобы без обману. А потом как-то неожиданно подалась наверх и уложила его крупную голову к себе на плечо.

- Вот так, - сказала. Он ждал еще слов, но она задумалась. И трудно было понять, чего ей в конце концов надобно.

Это сделалось ему подозрительно.

Женщина ни о чем не просила и ничего не брала - спрятанный на груди пятак не в счет. Сколько он знал свет, всякая женщина чего-то от него - да хотела. Матушка - примерного поведения, молодая нянька Акулька - чтобы молчал о ее шашнях с конюхами, тетка Авдотья Борисовна - чтобы при каждой визитации слушал, как она государю Петру Алексеичу чарку водки выносила и поцелуя в уста сподобилась.

Знакомая сводня в Петербурге просила и брала деньги. Дамы в светском обществе ничего от него не просили и не желали - это и на высокомерных личиках было написано. Ну так ни одна ж и не забралась к нему в постель, как сейчас шалая Дунька.

Чего ж она хотела, чего добивалась? Известных приятных действий? Так нет же, даже не пыталась его расшевелить. Может, все-таки нужно было настоять и дать ей деньги? Крикнуть Никодимку, чтобы подобрал разлетевшиеся из кошелька монеты?…