Изложив сию диковинку, он просушил лист, свернул его и захотел, как было велено, увязать в тряпицу. Но тряпицы не сыскал. Зато снова пришли на ум давние соловьи и даже связанная с ними история. Он даже вспомнил, когда слышал про небывалого белого соловья - пятнадцатого мая, как раз на Бориса и Глеба, в день, когда этой птахе положено приступать к своим свистам, щелканью и коленцам. С этого дня тульские оружейники, бросив прочие дела, отправлялись в леса с целью изловить белого соловья, но и серыми не брезговали. Странствая длились месяц, после чего добычу приносили в Москву и продавали - курские соловьи были в цене… а вот белого никто и никогда не видал…

За окном засвистала неведомая птица, да с какими переборами, с каким щелканьем, с какими переливами! Устин ахнул - чудо! Словно бы ему, недостойному, показывают: всякая мысль имеет отзвук в заоблачных высях, о чем следует помнить постоянно, и коли размышление о никчемной, в сущности, птице получило такой ответ, то молитва - тем паче!

В таком состоянии души Устин возвел глаза к потолку в немой благодарности, но тут дивная птаха просвистала начало песни, которую в Демкином исполнении архаровцы особенно любили: «Я стояла у соборных у дверей, полюбился толстопузый архирей…»

Тогда лишь Устин вспомнил - тверские ямщики тем и славятся, что бесподобными птичьими высвистами представляют весну, для того их даже в богатые дома зовут - хозяев тешить, а кличут такого свистуна попросту «весной». И, стало быть, за окном - Демка, пообещавший пропеть тверским ямщиком.

Устин кинулся к окошку и тоже попытался засвистать. В детстве вроде получалось, но сейчас из правильно сложенных губ произошел разве что шип, слышный лишь самому Устину.

Дверь отворилась.

- Ты чего в окно уставился, чадо? - спросил отец Аффоний. - Отдохнул, да вновь садись писать. Не для себя труждаешься - для святой обители. Для себя и полениться можно, а для обители - грех.

- Сейчас еще помолюсь и сяду, честный отче, - отвечал Устин.

Он действительно сел к столу, выбрал самое лучшее перо и взялся за работу. Но, стоило двери захлопнуться, он снова кинулся к окну. На сей раз у него хватило ума взять со столика свечу и выставить ее - чтобы у архаровцев уж никаких сомнений не осталось.

- Кончай дурить, - долетело снизу. - Кидай…

Устин выбросил сложенный лист и, подняв свечу повыше, попытался разглядеть давних своих товарищей.

- Ты не ложись, жди, - сказал из темноты Демка. - Мы, может, вернемся.

И только легкий шорох остался от всех троих…

Устин вернул свечу на место и затосковал. Вроде бы все, что он мог сделать, успешно сделано, вот разве еще помолиться за архаровцев, что сейчас примутся разгадывать монастырские загадки.