- А когда ты тут в последний раз бывал?

- Когда его милость поглядеть посылали… Кажись, я додумался. Тут ведь лишь недавно люди появились, может, еще не все друг друга в лицо знают. Ну-кась, пошли… Я чего подвернется с воза стяну, а ты меня подгоняй, будто я у тебя на посылках.

- Расцеловала бы, Сергей Федотыч, да мой Гаврила Павлович не велит!

- Не Гаврила Павлович у тебя на уме, - буркнул Ушаков, и Дунька забеспокоилась - где, в чем себя выдала? А это просто Ушаков перехватил взгляд Архарова, на нее направленный, когда она стояла перед обер-полицмейстером, щеголяя забавной повадкой петиметра, выставляя ножку в белоснежном чулке.

Они подкрались к Оперному дому сбоку, выждали время, когда ни у кареты, ни у телеги никого не случилось. Ушаков скользнул вдоль стены, на корточках вперевалку добежал до телеги (Дунька зажала себе рот - отродясь не видывала, чтобы так передвигались!) и притащил мешок, где на дне что-то лежало. Заглянули - обнаружили фунта три овса…

- Ломай ветки, Дуня, - сказал архаровец.

- Да и ты не стой столбом.

Они натолкали в мешок веток, Ушаков взгромоздил его на плечо, согнулся, как от невыносимой тяжести, и весело приказал:

- Ну, Дуня, теперь погоняй!

- Пошел, скотина!

Ругая Ушакова пьянюшкой, мерзавцем, подлецом, лиходеем, срамником, Дунька пошла за ним следом - и они успешно проскочили в театр, пропустив каких-то взъерошенных людей, выбежавших им навстречу.

Вот там, в самом здании, Дуньке уже сделалось страшновато. После запаха земляники и множества иных тончайших, едва различимых запахов, вместе создавших удивительную свежесть заброшенного парка, она вдохнула воздух сырой и явственно отдававший гнилью. Старый театр зимой уже который год не топили, и это чувствовалось сразу, это вызывало желание встряхнуться и бежать отсюда прочь - куда глаза глядят.

- Дальше куда? - шепотом спросила Дунька Ушакова.

- Наверх, поди…

- И точно! Пошел, мерзавец! Пошел! Выпороть велю! - прикрикнула на него Дунька, потому что рядом из внезапно отворившейся двери кое-как выбрался некий театральный служитель в обнимку с большим креслом. - Коли ты, урод, еще раз со двора сбежишь!…

Ушаков поспешил вперед и дивным образом отыскал узкую лестницу.

Дуньке в бытность ее горничной приходилось бывать в театре за кулисами, и, попросив архаровца подождать внизу, она решительно полезла по высоким неудобным ступенькам. Актерские уборные были в этой здоровенной театральной хоромине ровно таковы, как в самом захудалом театришке, - малы и неудобны. Встретив первого же человека, одетого не по-человечески, а в большую картонную кирасу, выкрашенную серебряной краской, Дунька высокомерно осведомилась, где двери госпожи Тарантеевой. И вломилась к актерке, которая как раз была занята наиважнейшим делом - в последнюю минуту обшивала бусами головной убор княжны Ксении, огромный и весьма затейливый.