– Рябинкин, ты пока не пиши, - приказал Архаров. - А ты… как ее, Федя?

– Марьей звать, ваша милость.

– Ты, Марья, не бойся ничего. Даже коли к тебе ребятишек привет кто-то из моих служащих, говори прямо. Может статься,это не те дети, которых мы ищем. Тогда тебе тем более нет резону что-то скрывать.

Он вздохнул - в кабинете было душно. Похоже, собиралась гроза. Страшно хотелось снять тяжелый кафтан. Но у Архарова было свое понимание смысла одежды: ежели ты в кафтане с галуном, то являешься обер-полицмейстером, а ежели в одном камзоле - то уже Бог тебя ведает, кто ты, может статься, и самозванец.

Марья ничего не ответила - только глядела в пол. Ее лицо - обычное лицо бойкой, здоровой, крепкой бабы, чуть за тридцать, прекрасно рожающей и выкармливающей детей, стало тяжелым и тупым. Архаров знал это выражение, которое он для себя определил не совсем светски, зато метко: каменная задница.

Такое лицо много говорит человеку понимающему.

Марья решилась стерпеть все. Выть от боли - но молчать. Ради чего ж такие страсти? Ради чего женщина приносит себя в жертву?

Дети - понял Архаров, кто-то пригрозил ей, что если будет много болтать - недосчитается детишек.

И коли она полагает того человека архаровцем, то есть - верит в его безнаказанность, то и получится сейчас, как с той Фимкой… Ан нет, не получится!

– Коли тебя Михайла Дементьев запугал…

Один только взгляд кинула на Архарова Марья, но обер-полицмейстер понял - попал точнехонько в цель.

– Рябинкин, сходи, приведи нам Дементьева, - приказал он. - А ты, коли признаешь, говори прямо. Вот те крест - ничем тебе это не грозит.

Обер-полицмейстер перекрестился.

Федька затаил дыхание и молил Бога, чтобы все вышло, как задумано.

Вернулся Рябинкин, следом вошел старик Дементьев.

– Этот? - спросил Архаров.

Марья уставилась на канцеляриста, приоткрыв рот.

– Я тебя страшиваю - этот привел к тебе ночью детей и уговорился, что они пока у тебя поживут? Этот пугал тебя, что коли кому разболтаешь - будет плохо и тебе, и детям, и мужу твоему?

– Нет, нет, не он это, Господь свидетель, не он! - наконец воскликнула женщина, и Архаров понял - она будет говорить!

– А другого Дементьева у нас нет. Тебе, Марья, мазурики голову морочили.