Архаров поспешил в самое безопасное место - обратно в подвал, чтобы взять оставленную епанчу и треуголку.

В подвале и впрямь не оказалось ни души - хозяин с подручными куда-то спрятались, а может, бились наверху. Архаров подошел к полкам, на которых стояли бутыли темного стекла. Может, они и составляли пресловутую азбуку - про то мог знать лишь хозяин. Сняв первую попавшуюся, обер-полицмейстер взял чарку, откуда пил, может, какой-нибудь чахоточный, и наплескал туда мутноватого травника. Отпил - пойло было редкостное. Но чем хуже - тем лучше, так решил он и выпил эту чарку до дна.

Как он выбрался наверх - он еще помнил, но куда его понесло дальше, хмельного и очумелого, ведомо только Господу Богу. Вроде бы несло к Воздвиженке, где его ждали у Волконских, и Архаров придумывал какое-то совсем дурацкое извинение. Зигзаг пьяной мысли был таков, что он даже понял, для чего тащится к Волконским, - просить наконец Варенькиной руки. Тогда Архаров захохотал, пугая прохожих.

Варенька, милое дитятко, открытое и простодушное! Все, что на сердце, тут же расскажет - и будет сие весьма хорошо… и никакого опьяняющего душу молчания… Ведь мог же, мог догадаться, что дело неладно! Так надо же - его спасительная подозрительность отказалась служить как раз тогда, когда в ней была иаибольшая нужда!

Наконец он понял, что нужно где-то сесть и добавить. Лучше всего - в «Татьянке», там его знают и не нальют отравы вроде той, какую сам себе плеснул. Но идти в «Татьянку» было не с руки. Именно потому, что там его знают. Вся Москва утром будет веселиться, пересказывая, как пьяный обер-полицмейстер ночью шатался по кабакам. Надобно в иное место - и непременно добавить…

Кто-то налетел на него - да и отлетел, и рухнул в лужу.

– Кулак не сласть, а без него - не шасть, - нравоучительно сопроводил свой удар обер-полицмейстер. Вспомнил Алехана… те давние мальчишеские схватки на лугу… хорошо было…

Провожаемый жалобной матерщиной, Архаров пошел дальше - к Воздвиженке, просить Варенькиной руки, одновременно внутренне двигаясь к «Ветошной истерии», где пойла не держат.

– Ваша милость, вы, что ли?

Перед ним стоял незнакомый человек. На вид немолодой.

– Кт-то т-таков? - спросил Архаров.

– Востряк я, - бесстрашно признался незнакомец. - Подите-ка отсюда, ваша милость, негоже стоять посреди перекрестка. Темно, копытами стопчут.

– Посреди перекрестка? Прелестно… Пошли, Востряк, выпьем.

– В «Негасимку», что ли?

– Точно. В «Негасимку».

Архаров сам себе подивился - как мог забыть про сие злачное место? Сопровождаемый пожилым опытным шуром по прозванию Востряк, которого в иное время он бы уж нашел о чем спросить, Архаров побрел к Васильевскому спуску - мимо благоухающей, как всегда, Неглинки, мимо Охотного ряда, мимо поворота к «Ветошной истерии» даже. Востряк шел следом, несколько заинтригованный. Никто и никогда не видел господина Архарова в таком свинском состоянии.