Почему закололи безобидного французишку - понятно. Он мог опознать «черта». Стало быть, «черт» чует, что ему наступают на пятки. Кто еще мог бы его опознать? Епишка Арсеньев? Марья Легобытова? Но Епишку и Марью не выпускают с Рязанского подворья, хотя детишки всем изрядно надоели. Родня Семена Елизарьева, которая знает его как Антона Афанасьевича Фалька? Нет, тех он крепко запугал…

Стилет, будь он неладен…

Его мог вынести Демка и зачем-то передать Семену Елизарьеву. Мог вынести и Семен - он, как оказалось, приходил навещать старых приятелей. А мог быть и кто-то третий…

Этот третий сидел, затаившись, а чего ждал - непонятно.

Поскольку интрига вокруг блудного сервиза разлетелась в пух и прах, все ее участники притихли. По крайней мере, должны притихнуть и выждать время, чтобы стало ясно, какими сведениями полиция располагает, а до каких не добралась.

Если в полицейской конторе сидит этот третий, вооруженный стилетом, то какой в его действиях смысл? Для чего он стянул именно этот необычайный клинок?

А смысл таков: коли будет найдено еще одно тело с особой трехгранной ранкой на груди, против сердца, то и это убийство спишут на загадочного «черта», которого будут искать, хотя он к тому времени будет, может, уже в Париже. А неуловимый третий, так и останется служить, вынюхивая полицейские новости и исправно донося их до противника.

И получалось, что снова под подозрением - все…

С этой мыслью Архаров провалился в неприятный, чугунный какой-то сон - и не на шутку перепугался, когда ощутил, что ноги его придавлены каменным одеялом, тяжесть ползет к горлу. Он во сне стал читать «Отче наш», проснулся, понял, что ночной кошмар удалось одолеть, и заснул снова, уже более мирно.

Утром в спальню заглянул очень довольный Никодимка.

– Господин Коробов вернуться изволил!

– Прелестно! Тащи его сюда!

– Так ваши милости, он к рассвету прибрел и чуть на крыльце не повалился! Спит теперь без задних ног! А грязен-то - как прах! Мы уж с него чулочки сняли, а чулочки в углу поставить - так сами стоять будут! И кафтанчик его нарядный чуть не в навозе вымазан…

– Где ж его нелегкая носила? Подавай кофей скорее. Как на дворе?

– Денек жаркий будет, так я вашим милостям опять окрошечки привезу! Ледяной, с семужкой или с севрюжинкой! Нешто в «Татьянке» такую окрошку подадут, как ваши милости любить изволят?

И Никодимка, счастливый оттого, что все в доме благолепно, и хозяин мирно настроен, и секретарь приплелся живой и невредимый, побежал прочь - чтобы черед несколько минут явиться с серебряным подносом.