Учитель всегда ходил в одном и том же темно–синем костюме, и этот костюм как бы стал его неотъемлемой частью.

Итак, в то утро все три класса расположились, как это обычно бывало весной, возле тюрьмы Аль–Кальа, но почему–то на новом месте — под абрикосовым деревом. Нас окружали зеленые холмы с волнующейся под легким утренним ветерком созревавшей пшеницей. На готовы нам сыпались с деревьев, росших до самого побережья, белые, красные и желтые лепестки цветов. Из садов доносился аромат апельсинов.

Выходя за пределы школы в Рас Бейрут, ученики обычно располагались на большой циновке, но делились не по классам, а просто на три смешанные группы. У старших учеников были кувшин и бак, у средних — молитвенный коврик, у младших — ягненок директора, точнее, ягненок директорской жены. Этот ягненок бывал особенно добродушным, когда ему нравилась еда и когда ему хорошо чесали спину.

Мы то разбегались, то снова собирались вместе, пели песни, по свистку повторяли молитвы. По свистку же прекращали потасовки.

Мне было в то время не то восемь, не то девять лет, я учился в старшей группе. Учитель отдал в мое распоряжение кувшин и бак и велел мне поить младших. Меня звали Шабан, но малышня, окружавшая меня, дружно называли меня «Сабан». И вот в это самое утро после того, как я напоил малышей и вознес благодарственную молитву аллаху за то, что не разбил кувшин, нас собрал учитель, подождал, пока утихнет шум, и сказал своим обычным спокойным голосом нам, которые жадно смотрели ему в рот:

— Сегодня, дети мои, мы начнем чтение святого Корана, а потом будем петь патриотические песни. Но прежде я хочу кое–что вам разъяснить. Слушайте внимательно.

Полсотни детей, самому младшему из которых было пять лет, а самому старшему — десять, расположившись на циновке, притихли и внимали учителю.

А учитель, надув щеки, дал короткий, требовательный, переливчатый свисток и повторил:

— Прошу вас слушать внимательно! — Потом сделал паузу и продолжал: — Прислушайтесь, дети мои, к деревьям — они поют! Птицы на деревьях тоже поют. Шумит море вдоль Шавранского побережья и возле скал Ар–Роша. Оно поет свою песню, радостную и торжественную. А слышите вы, как шумит ветер, играя листьями пальмы в саду? Вся природа поет.

Вдруг из средней группы донесся звук, похожий на лай: какой–то озорник дул в травинку, зажатую между пальцами. Учитель сердито бросил ему:

— Негодник! — И продолжал: — Итак, дети, вся природа поет в это великолепное утро, поет песни и гимны! И вы тоже должны петь. — Голос его зазвучал громче, звонче. — Вы не в школе и можете не бояться, что задрожат стены или придут жаловаться соседи.