Сегодня среда. Понедельник пришел и ушел, так же и вторник. Сегодня — день четвертый. И все эти дни я вижу из окна, как дерутся орущие вороны и едят из ее рук; и, чуть ли не отождествляя себя с пожираемым хлебом, она поет и поет:

— Клюйте, вороны, целуйте…

Я не уверен, что ей действительно представляется, будто вороны целуют и едят ее. Вот она призывает их. Похоже, она испытывает счастье, кормя ворон из рук. Она как будто снова и снова повторяет:

— Вороны, я разрешаю вам склевать всю мою плоть до капельки; возьмите все, оставьте мне только глаза. В глазах моих живет надежда; глаза мои принадлежат любимому. Они надеются увидеть его. Возьмите все, но оставьте глаза.

Точно такую же сцену я наблюдал и сегодня утром. Накормив птиц, она спустилась вниз и принесла узел белья; и опять она расхаживала взад–вперед, высушивая волосы, потом собрала их в пучок и убежала.

В тот единственный раз, когда Джахнави была в моем доме, жена моя шепотом посоветовала мне присмотреться к ней повнимательнее, а когда Джахнави ушла, спросила:

— Как она тебе понравилась?

Я ответил:

— Как будто весьма милая девочка. Очень симпатичная. Но в чем дело?

— Тебе не кажется, что она будет хорошей парой для Бирджу?

Бирджу — один из моих племянников, в этом году он получает в колледже степень магистра.

— Бирджмохан?! Он дитя рядом с ней, — сказал я.

Жена удивилась.

— Дитя? Ему в следующем месяце двадцать два стукнет.

— А для этого случая, может быть, нужно, чтобы ему было все сорок четыре. Ты разве не знаешь, что он модный молодой человек? А девушка – совсем простушка, всегда в белом сари. Он ей не пара, или, если тебе так больше по нраву, эта бедняжка не для него, она не дотягивает до его стандартов.

Я был корректен и в то же время саркастичен. Жена пропустила мои замечания мимо ушей. Позднее я узнал, что благодаря ее усилиям начались переговоры с родителями Джахнави. Они продвигались успешно и достигли решающего этапа. Уже были согласованы размеры приданого и другие частности, относящиеся к свадьбе.

Но вдруг все пошло кувырком. Незадолго до свадьбы произошло нечто чрезвычайное. Наш племянник получил письмо, и именно из–за этого письма намеченное мероприятие спешно отменилось. Сначала моя жена казалась крайне подавленной, но очень скоро предалась ликованию. От меня в свадебных делах толку никакого; поэтому со мной не советовались и даже не ставили меня в известность о происходившем. Когда, много позже, я поинтересовался, что же получилось из всей этой затеи, жена с укором вопросила меня:

— Почему же ты раньше не рассказал нам об этой Джахнави?