— Нет, не могу сказать, где она раньше была.

Карен заметила, что старушка недовольно пожевала губами, разглядывая следы шин на траве.

— То есть как это?

— Эта улица была с милю отсюда, за железной дорогой. Там все снесли, собираются какое-то учреждение строить.

Старик ткнул в воздух палкой, указывая направление, потом подтолкнул жену, и они снова зашагали в такт.

Мик и Карен вернулись обратно, расспросили в столовой, в баре и, наконец, нашли нужную улицу. Мик медленно вел мотоцикл между куч булыжника. Ни одного дома. Пустырь, граничивший по одну сторону с железнодорожным полотном, по другую — с фабрикой. Мик обернулся к Карен и усмехнулся:

— Какой номер дома?

— Не смешно, Мик.

— Прямо точь-в-точь как наша Байрон-стрит, мы там на мотоциклах гоняем.

— Что же делать, а, Мик? Мы ведь его теперь не найдем.

Дорогу перегородила груда обгорелых бревен и битого кирпича, Мик развернулся и поехал обратно к переезду.

— Ты знаешь, где он работает?

Карен медлила с ответом, а Мику приходилось во все глаза следить за дорогой — она была неровной, то и дело попадались груды булыжников, он тут же забыл, о чем спрашивал. И когда Карен вдруг завопила, Мик от неожиданности подпрыгнул и чуть не налетел на железную кровать, валявшуюся на дороге.

— «Акме»! Это «Акме транспорт». Когда он первый раз назвал, мне еще послышалось «Акме».

— Давай возьмем телефонный справочник и позвоним туда. Нам скажут его адрес.

— Ты что, так поздно?! Ведь никого уже нет на работе!

— Это еще не факт. Если фирма солидная, там дежурят круглые сутки.

Они подождали у переезда, пока пройдет поезд. Он промчался с таким грохотом и ветром, что у них душа в пятки ушла; зато от мелькающего света в окнах веяло уютом и теплом. Поезд промчался, и ночь показалась еще темнее и еще холоднее.

Когда они проехали через рельсы, Карен сказала:

— Наверняка лондонский поезд.