Карен произнесла эту фразу таким обвиняющим тоном, словно это она пришла к себе домой, а женщина здесь чужая.
— Вы расписаны?
Она сказала это напористо и резко, будто следователь, и казалось, что женщина подыскивает столь же резкий ответ. Потом она засмеялась прямолинейности Карен, погасила окурок в пепельнице-раковине.
— Пока нет. Обжегшись на молоке, дуют на воду. Это я о твоем отце.
— Он ни в чем не виноват.
Карен, казалось, не сознавала, что замечание по поводу неудачного первого брака отца можно принять за осуждение его новой связи. Но женщина не заметила никакого подвоха и, все еще улыбаясь, опустилась на тахту у камина.
— Присаживайтесь, раз уж приехали. У нас, правда, со стульями плоховато.
В комнате было два старых стула у стола, стоявшего посредине комнаты, да выдвинутый из-под пианино крутящийся табурет. Пианино виднелось у стены сразу за дверью, и на этажерке — ноты. Судя по кипам газет и журналов на крышке, к инструменту давно не притрагивались.
На пианино между фигурками матадора и испанской танцовщицы стояла стеклянная ваза с фруктами. Раньше танцовщица держала веер в поднятой руке, но рука откололась и сейчас валялась в вазе, под фруктами — ждала своего часа.
Не успели Мик и Карен взять стулья, как в соседней комнате захныкал ребенок. Карен с изумлением уставилась на стенку, разделявшую их, потом повернулась к Мику — верхняя губа у нее дрожала, в глазах блестели слезы.
Женщина нахмурилась и заторопилась к двери.
— Пойду укачаю его. Подождите, ладно?
Она вышла, и Карен с Миком услышали, как она забубнила что-то, успокаивая малыша. Карен, ошеломленная, села на крутящийся табурет и только тогда заметила детские вещички на сушилке возле окна и ящик с игрушками, задвинутый под пианино.
— Мог бы хоть сообщить. Круглой дурой себя чувствую.
— Может, забыл.
— Не мели чепухи. Как такое забыть?!
— Тогда, может, расстраивать не хотел.
Постепенно ребенок угомонился, стало тихо, но женщина не возвращалась, Мик и Карен подумали, уж не заснула ли она тоже, и наконец услышали, как она выходит из спальни.
— Слава богу. Думала, он не успокоится.
Она тихо прикрыла за собой дверь.