Добрынин с готовностью поднял руки.
Осадчий усмехнулся.
– Если вы АК-74 считаете оружием…
Он отсоединил магазин и бросил автомат под ноги Добрынину. Магазин он с размаху швырнул в полутемный тоннель.
– Никита Васильевич! – с досадой сказал Добрынин.
Ему хотелось приказать Мозговому немедленно обыскать Осадчего, но, опасаясь конфликта, от которого едва ушли, он сдержался и поспешно предложил:
– Позовите ваших людей, Никита Васильевич. Все в порядке. Я понимаю вас.
Из нагрудного кармана Осадчий достал фонарик, несколько раз щелкнул кнопкой, направив луч в черноту тоннеля.
– Они заметят? – чтобы поддержать разговор, спросил Добрынин.
– Мы устали, полковник. Переход был тяжелым. Прошу тебя, не гунди.
Минут пять или, может, все десять прошли в полном молчании. Добрынин терпеливо ждал, стоя рядом с Осадчим все там же, у края платформы. Мозговой топтался справа, чуть поодаль.
Наконец из тоннеля послышалось невнятное шарканье. Прошло еще какое-то время, и звуки стали громче, отчетливее. Они превратились в неторопливые шаги и отрывистые, короткие фразы. В просвете тоннеля уже можно было различить силуэты идущих к платформе людей.
– С вами трое? – спросил об очевидном Добрынин. – А это еще что за маскарад?
Он с недоумением разглядывал остановившуюся шагах в пяти компанию. На Хабарове был потрепанный грязный комбинезон спасателя, на Марине явно не по размеру зимняя форменная куртка с надписью «Центроспас», из-под которой виднелись лохмотья юбки и халата, ноги девушки были в грязных обмотках бинтов. Марина трогательно прижалась к плечу Хабарова, обхватив обеими руками его руку выше локтя, словно была уверена, что этот хмурый безоружный человек сможет ее защитить. На Тагире был свитер, костюм и черная кожаная куртка, тоже грязные, от пыли и глины. По лицу Тагира легко читались недоверие и неприязнь к встречавшим.
– Ситуация сложилась так, что мне понадобился проводник, – сказал Осадчий. – Он! – он указал на Хабарова. – Спасатель превосходно знает эти подземелья. Без него бы не вышли.
Добрынин рассеянно кивнул, о чем-то напряженно размышляя.
– А девка? – спросил Мозговой.
Осадчий недовольно глянул на него.
– Кто обучал вас русскому языку, капитан?! Вы более мерзко воспитаны, чем я мог предположить вначале. Присутствие