Молодцы вытолкали наружу, отшагнули в стороны, растянули на браслетах, как распяли. Не дернешься, умеют ребятки…
От второй машины быстрыми шагами, почти бегом, подошли охранники. Двоих он узнал: это те, кому уши подрезал. Вот они, копытом бьют, отыграться на нем жаждут. Правильных исполнителей они подобрали. Эти не пожалеют. Подошли, с ходу, ничего не говоря, ткнули его костяшками кулаков по почкам.
— На, падла!
— Эй, погодите, успеете еще, — остановил их пассажир с переднего сиденья. К нему обратился: — Ты бы, парень, сказал им про своих. А то, может, точно — не ты. А они тебя забивать будут. Дюже они злобные. Сам видишь. Так ты или они?
— Они.
— И где они? Может, адресок скажешь, чтобы всё по-честному? Скажешь — и ступай себе с богом. Зачем тебе за чужие грехи плюхи принимать?
— Нет их. Далеко они.
— Где? Может, мы смотаемся по-быстрому? Хоть даже на самолете?
— Нет, не смотаетесь. На зимовке они в Антарктиде.
— Ну ты ухарь, — восхитился «пассажир». И резко, профессионально, почти без замаха, ударил его в грудь. Отступил и еще раз ударил, как боксерскую грушу. Расчетливо, сильно и куда надо. — Ладно, дело твое. Может, это и не ты, может — они. Но отдуваться — тебе за всех. Если надумаешь, вспомнишь — скажи. Бить перестанем. Слово офицера. Все слышали? Заговорит, ко мне его. И без глупостей. Без рукоприкладства.
Не для них — для него сказал. Выход оставил, единственно возможный — рассказать всё. И один хрен помереть, потому что «языков» не отпускают. Потрошат до самых… И зачищают, чтобы лишнего другим не сболтнули. Незавидная судьба у «языков». Незавидная его судьба будет…
— Ладно, терпи, парень. И думай — надо тебе это или нет? Чем раньше надумаешь, тем больше здоровья сохранишь. — И уже не обращая на него внимания, «пассажир» повернулся к своим: — Вы тут аккуратнее. И не тяните с этим делом долго. Чего ему мучиться? Слышите, бойцы?
— Как выйдет, — отвечали бойцы.
— Я поехал. Потом приберите за собой.
— Сделаем.
«Пассажир» сел в машину и уехал. И своих забрал. Не по этому делу они, видно, были. С другими задачами.
Те — уехали, обиженные остались!
— Ну, здравствуй, — сказали они.
И ударили в… И еще по… И пнули в самые… Его били и пинали расчетливо и больно. Долго и со вкусом. Потом били и пинали по тем местам, по которым уже били и пинали, чтобы было больнее. Чтобы невозможно больно было! До крика.
— А ну, дай я!