– Он защитил себя. Нас. Нашу честь. Лео выстоял, а ему грозил нож! Выстоял ради нас. Можешь говорить, Бритт-Мария. Валяй! Но говори с нами. Со всеми нами. Мы – семья. Если, по-твоему, наш сын сегодня поступил неправильно, так ему и скажи. Перед всеми нами.

– Лео ничего неправильного не сделал, Иван. – Ноги у нее не подкашиваются, потому что она так решила. – Это ты действовал неправильно.

– Я? – Папа роняет куртку. Но руки не опускает. – Я научил нашего сына защищаться!

– А если отец Хассе заявит в полицию?

Он придвигается ближе.

– На что заявит?

– Ты ему угрожал, Иван.

– Свидетелей-то нет. Верно? – Он смотрит на нее, на сыновей. – Кто-нибудь слышал, как я угрожал отцу Хассе? Кто-нибудь из вас? Или моя жена тут единственный полицейский? – Он задерживает взгляд на старшем сыне. – Лео, ты слышал? Слышал?

И ждет, пока не получает ответ:

– Нет, папа. Я ничего не слышал.

– Но я слышала, Иван.

Мама стоит вплотную рядом с папой. Вплотную с его рукой. Но ей все равно.

– Я слышала, как ты ему угрожал. И могу в точности повторить, что ты сказал.

– Ты что же… собираешься на меня донести? – Он придвигает руку ближе, почти касается ее лица. – Настучать собираешься? Да?

– Папа, не надо!

Феликс бежит к папе и маме, к руке, которая дрожит перед ее лицом.