Молчание.

– Продолжаем наблюдение. По два человека сменами по два часа. Ждем следующего сигнала. Остальные пока отдыхают.

Полицейские начали расходиться.

Цветко спросил негромко, и получилось, что у самого себя:

– А если сигнала не будет?

* * *

Илир в белом халате и марлевой повязке катил перед собой тачку, доверху заполненную содержимым ямы. На бинтах сверху лежала лопата. Часовые прервали разговор, уставились на Илира.

– Смотри, – сказал один. – Чудиков из желтого дома что, на вывоз мусора подрядили?

– Разойдись, – грубо сказал Илир. – Разойдись, опасно! Ворота открывай, быстрее.

– Чей приказ? Что везешь? – спросил старший.

Илир подкатил тачку прямо ему под ноги.

– Что везу? Сам не видишь? Руки, ноги, кишки! Фитим не велел закапывать в лагере, инфекция может быть. Открывай ворота и к тачке близко не стой, а то надышишься.

Оаковцы посторонились, отодвигаясь подальше от тачки. Один, зажав пальцами нос, торопливо приоткрыл одну створку. Илир вывез тачку за ворота.

– Доктор! – крикнул старший. – Вернешься – посмотришь мой вросший ноготь?

Илир быстрым шагом катил тачку все дальше от ворот.

– Посмотрю, только ноги вымой! – крикнул он через плечо.

Дорога дугой уходила за каменный отрог. Едва выйдя из поля зрения часовых на воротах и в скальных дотах, Илир загнал тачку в кювет, туда же кинул марлевую повязку и халат. Достал из кармана записку Шаталова, развернул ее. Всего несколько корявых букв, отчетливо различимые в лунном свете.

– Это ничего не изменит, – прошептал Илир.

Он не смог вернуться к группе. Он подвел странного русского с сербским именем. Он был совсем недалеко от Фитима Боллы и не отомстил. Он был и остался слабаком и трусом.

– Ничего не исправить, понимаешь? Все напрасно, слышишь, Сребренка?