Партия тянулась довольно долго, и в конце концов я проиграл.

— Расчёт сразу или в конце матча? — спросил я, потянувшись к своему мешку.

— Конечно в конце! — самодовольно усмехнулся Лёха-Голова. — Чего тебе каждый раз в баул нырять… — Он подмигнул своим «семейникам». — Так и устать можешь!

— Как скажешь. Одну победу ты имеешь.

— Лиха беда начало! — Он противно хихикнул.

— Да, ты сильно играешь в шахматы, — согласно кивнул я, подливая масла в огонь его тщеславия.

— Может, повысим ставку? — безразлично предложил он.

— Неужели вдвое? — не очень уверенно произнёс я.

— Да хоть вчетверо! — Его просто распирало от собственной значительности.

— То есть червонец — партия?! — с некоторым испугом воскликнул я, отлично зная, что мой тщеславный соперник уже не возьмёт свои слова назад.

— Что, слабо?

— Ну почему же, рискну! — Сделав небольшую паузу, словно прикидывая мысленно, смогу ли рассчитаться, я, будто от отчаяния, решительно взмахнул рукой.

— Все слышали? Червонец — партия! — самодовольно подытожил Лёха-Голова…

По тем временам десять рублей были хорошие деньги: достаточно сказать, что по закону заключённому на зоне разрешалось отовариваться в ларьке лишь на пять рублей в месяц. Конечно, имелись и так называемые поощрительные: два рубля мог добавить «Старший Кум» за «ментовскую» нарукавную повязку — так называемые «козлиные», два рубля мог добавить «Хозяин» за перевыполнение плана на работе, и два рубля мог добавить Замполит за участие в общественной жизни колонии. То есть максимум, на который мог отовариться зэк в ларьке «за колючей проволокой», — одиннадцать рублей в месяц…

Надеюсь, понятно, почему едва ли не вся камера подтянулась к нашему уголку: как мне потом сказал Василий, здесь впервые играли в шахматы со столь высокой ставкой.

Вторую партию я специально затянул настолько, что когда Лёха Голова получил вымученный мат, он воскликнул:

— Измором меня взял! — И оглядел членов своей «семьи», те дружно его поддержали.

— Точно, совсем замучил тебя, братан, — процедил один.

— Надо было время обговорить, — заметил второй.

— Ничего, в следующей отыграешься, — обнадежил третий.