К таким больным сильнодействующие препараты давно уже не применяли, смысла всё равно не было, но страх и злость в голове крутили подлые мысли. Их оборвал выстрел за дверью, откуда он пришёл. «Что, чёрт возьми, здесь творится сегодня?» Он кинулся назад.

В кабинете Захатского что-то сильно бабахнуло.

– Вот чёрт, – негодовал Чесноков, – ещё бы немного и мы бы всё узнали.

– Нет, что-то мы все же узнали, где лист, – Костя, стоя с листом, уже кому- то звонил по мобильнику.

– Давай лист, ты кому звонишь? – спросил Гульц.

Костя был неестественно бледным, на губах выступил синий оттенок. Он опустил руку и из неё вывалился телефон. Все с тревогой посмотрели на него.

– Костя?

Глаза Маликова стали стеклянными.

– Слишком поздно, – заметил Вяземский.

Маликов резко достал пистолет и вытянул руку, Вяземский прыгнул на него, но выстрел всё же раздался. Чесноков рухнул, и белая пелена покрыла сознание. Майор застёгивал на руках Кости наручники.

– Что же ты наделал, Костик? – кричал Вяземский.

– Убей зверя, – вырвалось изо рта Кости, а в остекленевших глазах нарастали слёзы.

Гульц подошел к телефону, валявшемуся в углу, по которому звонил Костя, «77-61-70»– высвечивалось на дисплее, время разговора – «10 секунд», и короткие гудки.

– Нас сделали, как щенков, за десять секунд, – злился Гульц. – Вот теперь у нас настоящие проблемы.

Пелена света накрыла Чеснокова, боль и муки уходили куда-то вдаль, к неизвестным рекам и морям.

***

Старик, обхватив шею, гребя одной рукой, тащил обмякшее тело. Их покрывали гребни волн, погружая вниз, две головы вновь и вновь выныривали, пока их не вынесло на поверхность каменистого берега.

Из головы капитана хлестала кровь, старик перевернул тело, чтобы из легких и желудка вытекла вода, пока не раздался кашель, и, положив его на спину, принялся замазывать рассечения на лице коричневой мазью, которая заклеивала рану и не давала крови литься со страшной силой. Капитан открыл глаза: