– Наташа, ты меня не узнаёшь?

– Ой, Женя Ерасов, да тебя и впрямь не узнать. А с тобой кто?

– Моя жена и дочь. Ты не позовёшь Наумова Андрея?

Она замолчала, выдержав долгую паузу, сказала: – Женя, я не могу этого сделать, он без сознания.

У него подкосились ноги, он присел на стул:

– Как же так? Этого не может быть? Как он?

– Плохо.

Он ухватился обеими руками за голову. Жена затеребила его за плечи свободной рукой:

– Женя, тебе нельзя так волноваться.

Он достал из пакета альбом, где был нарисован трехмачтовый парусник, которому были не страшны любые бури.

– Наташа, положи ему в тетрадь. Он сильный, он справится.

Слёзы, как утерянные горошины, катились у них из глаз. И белый халат Натальи исчез в стенах шестого отделения.

«Как же так, Андрей?»

***

Паутинистая струна болью ползла по телу, обращая в пену мысли. Она опутывала каждую клеточку, не давая разогнуться сознанию. Водянистым паром вместо света приходило что-то живое, шевелилось, пытаясь как-то тронуть, и кровавыми каплями проваливалось в бездонную пыль. Воздух казался водой, кипящей и обжигающей, затрагивая саму паутину. Среди воронья, слетевшегося на темноту, он ощущал кого-то ещё. Кроме псов, сбившихся в стаи и избравших себе дорогу, выделявшихся среди темени огоньками глаз, мелькавших повсюду, он снова что-то заметил. С ветром доносилось дыхание.

– Эй, кто там? Не засть. Чего вылез?

Тяжелый заунывный вой понесся вдаль, откуда-то из глубины, крапивным ожогом зажигая горло.

– Вот язва, ядом поеная, я тебя! Еще попляши у меня!

Спугнув кого-то, он с силой пытался разглядеть эту удаляющуюся тень.