Фалько вздохнул обескураженно.

– Да, наверно. Наверно, должна.

Она недоверчиво и внимательно покосилась на его руку, которую он держал в кармане пиджака.

– Ты меня отпускаешь?

– Конечно.

Какое-то время они смотрели друг на друга. Потом Ева решительно направилась к караулке, а Фалько после недолгого колебания – следом. Вместе прошли мимо часовых, которым Ева предъявила пропуск. Только тут она заметила, что Фалько идет позади.

– Это со мной, – сухо сказала она.

Бок о бок в молчании дошли до трапа. Темная туша парохода высилась у причала – швартовы еще не отдали. Рокотала машина, темный пар шел из трубы, несколько матросов сновали по шканцам. Сверху с любопытством смотрели на гостей двое моряков с пистолетами на боку.

Ева сняла косынку, откинула голову, чтобы волосы не лезли в глаза, и снова завязала концы под подбородком.

– Можно я останусь в твоем плаще?

– Разумеется.

– Я вся в грязи… Не хочу показываться им в таком виде.

– Конечно.

Они стояли лицом к лицу под влажным светом горевших наверху судовых фонарей. И от их сероватого сияния глаза Евы обрели особенный неяркий, приглушенный блеск. Словно сквозь тьму и туман она глядела куда-то вдаль, в некое несуществующее будущее.

– Я побуду здесь, – сказал Фалько.

Склонив голову набок, она рассматривала борт судна.

– Думаю, что останусь там.

– Надеюсь, ты этого не сделаешь.

Она не ответила. Повернулась и пошла по трапу, гудевшему под ее ногами. Светлое пятно плаща удалялось и наконец исчезло в полукруглом проеме люка.

Последняя карта, вспомнил Фалько. И закурил.