— Так вот я своими ушами слышал, как он меня заказывал. — Тут Роман остановился, усмехнулся и уже более спокойно продолжил: — Но он выбрал не того киллера. Ха-ха-ха! Киллер оказался моим другом! Мы служили вместе. Твой Давид наивно полагал, что всё решают деньги. Оказалось — не всё. Так получилось, что наши с другом интересы совпали. Не буду вдаваться в подробности — ни к чему, — но моему бывшему напарнику Гриневский тоже стал сильно мешать.

— И ты знал?..

— Да, знал! — оборвал вопрос Криницын. — Знал. Даже по глупости пытался до последнего спасти Гриневского. Отговаривал его, правда, намёками, от задуманного им злодейства. Но он не хотел меня понять. Даже когда в Давида вошла первая пуля, я ещё хотел спасти его. Наверное, в этом случае во мне говорили не человеческие качества, а навыки профессионала, но тем не менее… — Роман задумался, прокручивая в памяти события того дня. Потом, мотнув головой, как бы стряхивая груз тяжёлых воспоминаний, сказал: — Ладно, не хочу больше об этом. Отмечу только, что о смерти Гриневского нисколько не сожалею, но мне бы было легче, если бы он остался жив.

— Странно, — искренне удивилась Людмила. — Ты не противоречишь себе?

— Нет. Мёртвый, каким бы негодяем он ни был, непроизвольно вызывает жалость. Даже у меня. Что уж говорить о тебе? Ты всегда будешь его жалеть.

— Но это же естественно.

— Естественно, — грустно согласился Роман. — Ненавидеть мёртвого — неестественно. Если бы он остался жив, то ты бы со временем поняла, что это за человек, и тогда бы у тебя и мысли не возникло связать себя с ним какими-либо обязательствами. С живым бы Гриневским я как-нибудь справился, а так он всегда будет стоять между нами. Уверен, что он всё просчитал. Не знаю, как тебе это объяснить, но я чувствую, что он предусмотрел все варианты развития событий. Давид был умным — этого не отнять. Он понимал, что смертен так же, как и все остальные люди. Даже более смертен, чем остальные, поскольку многим сильным мира сего перешёл дорогу. Он и сам этого не скрывал в послании тебе.

— И что из этого следует? — Людмила поймала Романа за руку и попросила: — Сядь, пожалуйста.

Мужчина послушался и присел на край дивана.

— А следует то, что Гриневский не собирался, даже будучи мертвым, тебя отпускать. Для того и привязал наследством к своей империи. Возможно, я неправ — и он действительно любил тебя, и ревновал втайне, хотя и демонстрировал обратное. А возможно, в нём говорил собственник — ты для него слишком дорогая вещь. Но скорее и то и другое.

— Ты говоришь чушь! Давид, насколько я знаю, не собирался умирать. У него было много планов на жизнь.