Светлый фон
Тобол, Обь Празднуют первое мая враги

2. «Я смотрел, отдаляясь, на хвойный восток...». Список Н. М., датированный маем 1935 г. (АМ).

* Стансы («Я не хочу средь юношей тепличных...»). ВП. Альм. 2. Печ. и датируется по ВС. Из сохранившихся редакций самая ранняя — в списке Н. М., датированном маем 1935 г. (АМ), с рядом разночтений и следующим порядком строф: 2, ст. 5–10, выделенные в строфу, 5, 3, 6, 4, 7. Промежут. редакции: 1) СМ — из пяти строф (2, 3, 4, 6, 7), датированных июнем; ст. 5–10, выделенные в самостоятельное ст-ние, датированное маем 1935 г., предваряют «Стансы». Стихам 5–10 (с разночтением в последнем) как отдельному ст-нию соответствуют в АМ список Н. М. и машинописи (одна датирована июлем 1935 г.); 2) в списках Н. М. в АМ и в собр. Е. Э. Мандельштама — отличается от основной лишь тем, что ст. 5–10 выделены в дополнительную строфу. К истории текста. Ст-ние было написано уже к концу мая 1935 г. В конце апр. — первых числах мая поэт уничтожил текст, заключавший 46 строк: «Еще при тебе он выкинул «Стансы». Потом он (с Надей) уничтожил все записи «Стансов» и начатого «Чапаева». Он говорил, что они бред, и покушался на черновики, что у меня (не догадываясь, что они скопированы). Надька называла его «мой Гоголь» (в смысле уничтожения порочащих рукописей) и радовалась» (письмо Рудакова к жене от 10 мая 1935 г.). Однако под влиянием Рудакова текст был восстановлен, хотя и «отвергнут» (письмо Рудакова от 18 мая). В июне в письме к жене (т. 3 наст. изд. № 167), находившейся в Москве и пытавшейся «пробить» стихи в печать, поэт просил включить «Стансы» в «подборку». Детали дальнейшей истории текста неизвестны. Подборка в СМ создавалась позднее ВС, однако в нее могла быть включена более ранняя редакция; она также представляла собой одну из подборок, предназначавшихся для печати (см. в преамбуле к «Воронежским тетрадям»). В связи со «Стансами» Н. М. писала, что «О. М. отчаянно пробивался в печать, считая, что напечатанному ему будет легче выкрутиться» (52, с. 255). По ее свидетельству, ст. 1 имел раннюю редакцию «Я не хочу средь юношей архивных» (52, с. 254); в «архивном юноше» она видела образ Рудакова (там же). Побудительной причиной к ст-нию явились стихи Л. М. Длигача, на которого пало подозрение в доносе на поэта перед арестом 1934 г. (48, с. 83; 52, с. 255), — «Речь о деревне» в «Новом мире» (1935, № 2), которые содержали явственные аллюзии как на стихи самого М. (например, на «Умывался ночью на дворе...»), так и на П. Васильева, Н. Клюева, С. Клычкова (см.: 75а, с. 52–53). Я должен жить, дыша и большевея. «По поводу этого стихотворения О. М. как-то тихонько сказал мне, что в победе в 1917-м году сыграло роль удачное имя — большевики — талантливо найденное слово. И главное, на большинстве в один голос... В этом слове для народного слуха — положительный звук: сам-большой, большой человек, большак, т. е. столбовая дорога» (52, с. 255). См. «большаки» в следующем ст-нии. Поиграть с людьми. Реминисценция тютчевского стиха «Играй с людьми, играй с судьбою...» («Играй, покуда над тобою...»). Клевещущих козлов не досмотрел я драки... Стук дятла сбросил с плеч. Подразумевается обстановка доносительства, в которой поэт находился перед арестом. «Дятел» (как и «стукач») на лагерном жаргоне означает «доносчик». Прыжок. И я в уме. В дороге у М. развился «тюремный» психоз, и в чердынской больнице он выпрыгнул из окна, сломав себе руку; после этого наступило успокоение (48, с. 53–55). Сам-друг. Здесь в знач. «один» («сам себе друг»), словарное знач. — вдвоем. Гребнем Лорелеи. Ср. тот же мотив в черновике («Другие редакции»). Лорелея — см. примеч. «Декабрист». Как «Слово о полку» струна моя туга. Этим М. ответил на последние строки упомянутого выше ст-ния Длигача: