Г. Ф. Устинов, в пору повседневного общения поэта с которым был создан «Пантократор», год спустя отмечал: «Человек — Гражданин мира — вот есенинский идеал, коллективное творческое всех во всем — вот идеал есенинского строительства мирового общежития. В “Пантократоре” <...> Есенин больше всего сказался как революционер-бунтарь, стремящийся покорить к подножию Человека-Гражданина мира не только Землю, но и весь мир, всю природу. Он верит в неисчерпаемый источник человеческих сил и талантов, верит в непобедимую силу коллективного творчества, — силу, которая, если захочет, то может вывести Землю из ее орбиты и поставить на новый путь...» (газ. «Советская Сибирь», Омск, 1920, 1 февраля, № 23 (94): Лит. прил. № 2).

Эти слова вполне соответствуют дневниковой записи (от 6 марта 1919 года) другого собеседника Есенина того времени — И. В. Репина: «Москва. “Люкс”, двенадцать часов ночи. Идет горячий спор о революции. Нас шесть человек. Сергею Есенину охота повернуть земной шар. Нашу русскую зиму отодвинуть на место Сахары, а у нас цвела бы весна: цветы, солнце. И все прочнее в нем горит поэтический огонь... Он живой, славный малой» (РГАЛИ, ф. И. В. Репина; разыскание В. В. Базанова).

По выходе второго сборника «Конница бурь» «Пантократор» был мимоходом выделен С. Ф. Буданцевым: «Поэма “Пантократор” Сергея Есенина несравненно лучше “Небесного барабанщика”, не оттого ли, что лиричнее? Худшая часть — первая — плоха именно от насыщения ее несвойственной поэту патетикой и восклицаниями» (журн. «Художественное слово», М., 1920 (на обл.: 1921), № 2, с. 63).

Соратники Есенина по имажинизму вскоре стали использовать строки его поэмы в своих эссе для подкрепления тех или иных суждений. Так, А. Б. Мариенгоф открыл главку «В чреве образа» своего трактата об имажинизме следующими словами: «Поэтическое произведение, имеющее право называться поэмой и представляющее из себя один обширнейший образ, можно сравнить с целой философской системой, в то же время совершенно не навязывая поэзии философских задач, а ряд вплотную спиной к спине стоящих образов — с философскими трактатами, составляющими систему.

Для вящей убедительности я считаю возможным процитировать из поэмы “Пантократор” С. Есенина место, почти удовлетворяющее колоссальным требованиям современного искусства <следуют первые три строфы второй главки поэмы>» (в его кн. «Буян-остров: Имажинизм», М., 1920, с. 15–16; авторская дата — «Май 1920»).

В июне 1920 года (авторская дата) И. В. Грузинов рассуждал: «Имажинизм — поэзия космическая. <...> Космическое в некоторых произведениях С. Есенина выявляется с особой торжественностью, с торжественностью народного праздника <приведены финальные четыре строки “Пантократора” в первоначальной редакции>» (в его кн. “Имажинизма основное”, М., 1921, с. 19–20).