Одна говорит: ну чего ты, ну не реви, я точно знаю, что мир стоит на крови,

и если неправильность режет совсем глаза — бери автомат и уходи в леса.

Вторая тоже тихонько толкает в бок, хмыкает: слишком мало прошла дорог, если ревешь — значит все еще будет окей. Я вот не плачу, расстреливая друзей.

У третьей лицо и руки обожжены, дырки от пуль и улыбка иной страны.

«Будет еще вам радужное далеко, главное, раньше оружия не сложить, —

голос сожженный, похожий на птичий клекот, — я умирала, я знаю, как круто жить».

Обернешься — и нет никого за твоей спиной. Прошлое тает, опять становясь тобой.

THAT'S OK

А потом нас вывезут — по вагонам, а вагоны, как сумки, набиты — криком (пусть расскажут оставшиеся — легко нам, увезенным от пыли, беды и лиха. Кто остался — не выжить, асфальт навыворот, только бомбы взрываются за спиной, и в попытке глоточек воздуха выбороть будет плакать ребенок — возможно, мой).

И вот это бегство — туда, где земля не рвется,

постоянно оборачиваясь назад:

как ты там, родной? И огнем плюется

небо, выбрасывая еще заряд.