Обложки были в стиле ар-нуво. Первой, как можно было предвидеть, они опубликовали «Историю Сан-Мартина» Митре[123], потом появились «Дон Кихот» и почти современное произведение, «Первые люди на Луне» Уэллса.

В те времена не существовало авторских прав, что способствовало более широкому распространению книг, ибо, как только текст выходил в печать, его переводили и издавали на других языках, автор же не получал ни гроша. Иногда, дабы убыстрить дело, если в книге, например, было двадцать глав, нанимали двадцать переводчиков. Каждый переводил свою главу (чтобы поспеть с публикацией), и персонаж, которого в одной главе звали Гильермо, в других назывался Уильям или Вильгельм. В этой «Библиотеке» выходили также сочинения Кеведо, «Биржа» Мартеля, «Амалия» Мармоля, «Факундо» Сармьенто, «Тайна желтой комнаты»[124], детективные романы и рассказы Конан Дойла, которого тогда много читали, он был вполне современным автором. Так или иначе, помню, что в детстве я прочел, не знаю, по-английски или по-испански, рассказы По, романы Дюма, сэра Вальтера Скотта, «Марию» Хорхе Исаакса[125] и испанскую классику.

Юные годы в Европе

– В средней школе вы все время учились в Швейцарии?

– Да, и это мне давало преимущество, поскольку я был хорошим латинистом и даже сочинял латинские стихи с помощью словаря «Gradus ad Parnassum»[126], который составил Кишера[127]. Оттуда я взял схему, отмечавшую краткие и долгие слоги, хотя никогда не мог прочесть ни одного латинского стиха, поскольку не научился эти краткие и длинные слоги выделять ударением.

– Скандировать?

– Да, и до сих пор не умею, а тогда мог сочинять стихи, пользуясь механической схемой. Как если бы я писал рифмованные стихи, но не слышал рифм. По-латыни я читал Сенеку и Тацита.

– А еще я слышала, будто вы сдавали экзамены на латыни…

– Черт побери, нет! Вы меня путаете с моим английским прадедом, который получил докторскую степень по филологии в Гейдельбергском университете, не зная по-немецки ни слова и сдавая все экзамены на латыни. Боюсь, сегодня преподаватели не смогли бы так принимать экзамены; возможно, всем поставили бы положительную оценку, чтобы не показать своего невежества. В те времена люди еще говорили на латыни. Отец одного моего друга, Ибарры[128], заставлял сына за столом, во время завтрака и обеда, говорить на латыни.

– Но вы рассказывали мне, что ваши соученики избавили вас от необходимости сдавать экзамен по предмету, которого вы не знали.

– Уже не помню, шла ли речь о зоологии, или о ботанике: оба предмета никогда меня не интересовали. Я проходил все дисциплины и должен был учить язык, на котором они преподавались, потому что не знал французского. Моя мать его знала, но дома первенствовал английский, ибо в ту пору английский вызывал интерес, не то что сейчас, когда он так широко распространился. Хотя я не знаю, владеет ли кто-то сейчас по-настоящему английским языком… Если вернуться к теме, я сдал все экзамены и только по одному предмету провалился. Другие ученики попросили преподавателя учесть, что мне приходилось осваивать не только предметы, но и язык тоже. Тогда меня перевели в следующий класс.