Концерты Дирекции в нынешнем году были немногочисленны количеством, зато богаты талантами, которые в них участвовали, а, следственно, и числом посетителей. Кроме Оле Буля, Маурера, Бема, Герке, мисс Робины Ледло, Гензельта и других артистов, лучшим украшением этих концертов служили живые картины, – принимая это слово в обширном его значении. Прекрасными картинами Петербург богат. Говоря о живых картинах, которые мы видели на сцене, не можем не поблагодарить г. Андрея Роллера за постановку некоторых картин К. П. Брюллова: «Семейство Корреджия», «Эдип и Антигона», «Пуферани», «Доменикино и Пуссен», «Девушка перед зеркалом». Картины эти, превосходно поставленные и мастерски освещенные, были осыпаемы единодушными рукоплесканиями, и г. Роллер удостоился вызова. Легкие, воздушные, грациозные вальсы [И.] Штрауса сопровождали на этот раз представления картин, в замену прежних поседелых симфоний. При звуке этих упоительных, волшебных вальсов, разыгрываемых отличным оркестром нашим, под предводительством магического смычка г. Лядова, молодые люди едва могли усидеть в креслах: им ужасно хотелось отправиться в ложи и ангажировать сидевших там живых картин. Мы также заметили, что печальная Антигона, забыв о Фивах и Полинике, и резвая Ундина, не смотря на неверность своего рыцаря, страх как хотели повальсировать и с трудом могли удержаться в своих рамках.

В 1844 году театральный критик и драматург Владимир Зотов поместил пространный отзыв на концерты с живыми картинами:

Теперь хотим мы обратить внимание на концерты, данные в посту Театральною Дирекциею, о которых до сих пор не сказали мы еще ни слова, хотя они довольно замечательны. Правда, что в нынешнем году число их очень невелико. Но кто же в этом виноват? Приезжих артистов ныне мало, а своих мы знаем наизусть. Притом же и публика еще живо помнит пение итальянских соловьев, и нельзя же ее заставить слушать с удовольствием напевы наших доморощенных соловушек. Поэтому-то, крайние ложи и первые ряды кресел наполнены, большею частию, охотниками до живых картин, а не до мертвой музыки. И в нынешний год мы видели прежние, прекрасные живые картины, рамою которых служат всегда два-три вокальных или инструментальных нумера. Этот род зрелищ принадлежит совершенно одним нам, и мы в праве гордиться, если не изобретением, то всегдашним и постоянным употреблением его. Когда впервые он появился на нашей сцене, успех был необычайный, не по одной новости зрелища, но по своему изяществу. В самом деле, не приятно ли видеть прекрасное и выразительное лицо (или в должности такового), оживляющее перед вашими глазами какую-нибудь известную картину знаменитого художника, или исторический персонаж, особенно, когда вместе с этим картина хорошо освещена и аксессуарные подробности ее хорошо отделаны. Разумеется, что при этом самые костюмы должны быть верны и богаты, самые позы должны дышать поэзией и грациозностью, одним словом, это должна быть чистая пластика. Все эти условия строго выполняются на нашей сцене; художественное очарование всегда превосходно, всегда верно, чему служат ясным доказательством громкие аплодисменты, всегда встречающие и провожающие появление каждой картины. Представления эти даются обыкновенно по воскресеньям, и только два раза даны были в четверги, 24‐го февраля и ныне, 16‐го марта. Обыкновенно такой концерт состоит из двух половин по четыре (иногда по три) нумера в каждой, включая сюда увертюру и шестнадцать живых картин, показываемых по восьми, после каждой части. Из певцов, до сих пор в них участвующих, пели: Артемовский, Михайлов и Петров, из певиц – г-жи Шоберлехнер и Деранкур. В них же слышали мы вновь, после долгого пребывания в Москве, удивительный голос Ферзинга, и восхищались им, как и прежде. Кроме того, в каждый концерт русская оперная труппа исполняла два хора. Семь скрипачей: гг. * *, Латышев, Вагнер, Альбрехт, Бем (сын) и Рамазанов (воспитанник) играли лучшие музыкальные пьесы. В особенности понравился Рамазанов, мальчик лет восьми, с удивительною отчетливостью исполнявший вариации Маурера на тирольскую песню. Сверх того, мы слышали еще фагот, валторну, и виолончель Маурера, и в последнем (вчерашнем) концерте превосходную игру г. Молика на скрипке. Но главное украшение всех этих концертов, как мы уже сказали, составляли живые картины. Нынешний год они были не так роскошны, как в прежние. Публика присмотрелась, – нового ничего нет, а были и нынче многие из них, которые публика встречала с большим удовольствием и одобрением. В них участвовали большею частью воспитанники и воспитанницы Театральной школы. Сюжеты картин были немногосложные, групп мало. Больше всего понравились картины из маленьких: Молитва и Романс (воспитанница Рюхина), Беспокойствие, Флоренца, Испанка и Абидосская невеста (воспитанница Колосова), Индианка, Маргарита и Сильвия (воспитанница Никитина), Одалиска, Каприз и Зюлейка (воспитанница Левкеева), Тайна и Письмо (воспитанник Магнус), Гречанка и Порция (воспитанница Читау). Из больших картин, в которых соединялось в группу несколько лиц, лучше других были: Умирающий разбойник, Людмила, Похищение Ревекки, Гульнара и Конрад и Ужин после маскарада. Многие из этих картин, конечно, нравились не по сюжету, а более по лицам, которые в них участвовали, что, впрочем, весьма естественно. Если можно в чем-нибудь попенять декоратору, поставлявшему нынешний год живые картины, то это в однообразии их, бедности сюжетов и неизвестности оригиналов. Почему бы не представить картин Рубенса, Кореджио, Тициана, или наших художников? Это бы верно принесло зрителям больше удовольствия. Некоторые картины также не совсем соответствуют названию их, выставленному на афише. Под одной, например, можно было бы вместо Любовь поставить смело Ненависть и даже просто – Красное платье и публика не заметила бы в этом ни какой разницы. Впрочем, это небольшие придирки, которые ничего не значат. Мы сами от всей души восхищались и концертами и живыми картинами, особенно в оба последние раза, когда сюжеты были заимствованы из сочинений Пушкина, и картины были поставлены известным нашим художником, графом Ф. П. Толстым[1018].