Постоянно шла на народных гуляньях живая картина «Петр Великий в бурю в лодке на Ладожском озере»[1011]. Возможно, что основой для нее послужила гравюра Миньере «Петр I на Ладожском озере во время бури в 1724 г.» (издана в 1824 году)[1012].

Иногда живая картина давалась в крытой карусели, в центре которой находилась небольшая сцена. В карусели «мы увидели живую картину: какой-то рыцарь с крайне свирепым лицом и поднятою шпагою стоял над склонившейся пред ним чрезвычайно румяной дамой в фантастическом костюме; рыцарь и дама слегка покачивались, вероятно, от усталости. Занавес опустился и когда, через несколько секунд, поднялся снова, мы опять увидели рыцаря и даму по-прежнему покачивавшихся, но уже в другом положении: рыцарь стоял, опершись на шпагу, и глядел вверх, а дама, нежно опираясь на плечо рыцаря, глядела ему в глаза»[1013].

Регулярная постановка живых картин на сцене Императорских театров началась в 1834 году, когда был заключен контракт с Андреем Роллером[1014] – первым машинистом и декоратором Дирекции Императорских театров.

Живые картины сопровождали концерты, которые устраивала Дирекция Императорских театров во время Великого поста; другие представления в это время были запрещены. Живые картины ставились на сценах театров: Александринского, Большого, Михайловского (позже и других), и пользовались особым успехом у посетителей концертов, особенно в 1830–1840‐х годах, завоевав свое место в составе многожанрового театрального искусства[1015].

7 апреля 1837 года в заметке «Живые картины» «Северная пчела» сообщала:

Уже четвертую зиму концерты Театральной Дирекции, во время Великого поста, сопровождаются живыми картинами, и, если не ошибаемся, о них еще не было говорено ни в одном из петербургских журналов. Это продолжительное молчание произошло от того, что петербургская публика, увлеченная новизною, едва не забыла, что живые картины даются для концерта, а не концерт для живых картин. Она уже начинала хладеть к нашим артистам, слушая Бема, Маурера с сыновьями[1016]; она аплодировала своим любимцам, и, вместе с тем, считала на афишке нумера пиес до живых картин, и нетерпеливо следила за стрелкою часов над сценою Михайловского театра. Несчастные артисты были в отчаянии. Наконец прошло тяжкое для них время, и петербургская публика собирается в частные концерты с такою же поспешностью, с какою стремится в концерты с живыми картинами. Эти два рода концертов приняли в нынешнюю зиму совершенно различный характер. В частных – мы всегда видим хозяина, на приглашение которого стекается многочисленная публика; она его принимает радушно, занимается во весь вечер им одним, и с признательностью слушает посторонних артистов, участвующих в том концерте. В концертах с живыми картинами вы не скажете, что находитесь в гостях в частном доме, вы не обязаны благодарить хозяина или хозяйку за угощение: кажется, обедаешь за table d’hôte лучшего тона, или проводишь время на бале в Дворянском собрании; видишься с знакомыми, у которых недавно был в гостях, в концертах беседуешь с ними не женируясь, нравится – хорошо, не нравится – поехал домой, и никто тем не обидится. Это различие между концертами резко выказалось в нынешнюю зиму, потому что к нам приехало большое число отличных виртуозов. Нечасто приходится слушать Гауманов, Леопольдов Мейеров, Бореров и пр. Аплодируя им, публика вспомнила, что у нас есть кого послушать и кроме залетных артистов, и единодушно приветствовала Бема, Мауреров, Сусмана, Гилью, Бендера, Аднера, Бера. Однако, при всем изобилии в артистах, нынешняя зима скупо наделила нас пением. Г-жа Мес-Мази, предвещавшая своими концертами, данными в начале зимы, столько наслаждения во время нашего музыкального года – заболела гриппом и не могла ни разу петь в публике. Мы были ограничены певицами и певцами оперных трупп русской и немецкой. Г-жи Боте и Нейрейтер сменялись с г-ми Воробьевой и Степановой, г. Гофман – с г. Петровым. Не имея досуга выучивать новые пьесы, наши певицы ограничились повторением дуэтов и арий из Нормы, Капулетт, Семирамиды, нескольких нумеров Пачини, хоров из опер, представленных на здешних театрах и т. п. Но мы заговорились о музыке, выпустив из виду живые картины. Итак, наложив на палитру свежие краски, приступим к картинам. В нынешнем году живые картины представлялись на двух театрах: на Михайловском, по старой методе, по которой обвешан картинами весь грунт (fond[1017]) сцены; на Большом – по новой, представляя публике в обширной рамке, расположенной посреди сцены, восемь картин одну за другою. В Михайловском театре поражает общий эффект, производимый открытием всех восьми картин в одно время; в Большом – пленяет тщательное исполнение и совершенство их освещения. Грунты картин Большого театра производят более эффекта, нежели грунты Михайловского: они там более оттенены и поставлены далее, нежели на Михайловском. Желательно было бы также, чтобы г. Роллер, которому принадлежит вся хвала, драпировки не писал, но, где нужно, употреблял сукно или шелковую материю. Яркий свет ламп бросает на расписанную клеевыми красками холстину какую-то сероватую пыль, от которой исчезают все планы. Недостаток этот отчасти уже устранен в Большом театре, и можно надеяться, что к будущему году живые картины будут доведены до возможной степени совершенства. В том ручаемся перед публикою мы, следящие за произведениями г. Роллера: кто написал декорацию последнего действия Капулетт, от того можно ожидать многого».