Да, в «Легенде веков» есть благородные эпические сказки, из которых некоторые – «Маленький король Галиции», «Эвираднус» – могут выдержать сравнение с той или иной поэмой Теннисона об Артуре. Но что за философия, что за теология, что за взгляды на социальное будущее, что за убогость в шестистопной дизентерии!
Остальные произведения, начиная с «Наказаний», недостойны упоминания; и вырвав у меня признание, что есть кое что в «Несчастных», этой окрошке, и в «Девяносто три», позвольте мне вернуться к Виктору Гюго Петруса Бореля и Монпу.
Кто-то весьма вежливо, впрочем, дразнил меня тем, что я упомянул о Гюго, всего-навсего как об авторе «Гастибельца, человека с карабином». Во-первых, да, он его автор, автор его – он. Затем, «Гастибельца» выше всех его созданий. Тут наконец есть-таки и чувство, и рыдания, и грозный вопль ревности – все это великолепно изображено и в превосходной обстановке. Найдите-ка мне второго «Гастибельца» во всех этих томах!
Дело в том, что Гюго всегда говорил о любви или одни банальности, или же как человек, который (по крайней мере, его писания свидетельствуют об этом) всю жизнь по отношению к женщинам был только пашой. «Ты мне нравишься, ты мне уступаешь, я люблю тебя. Ты противишься, так уходи. Ты любишь меня за мою славу, быть может, за мою причудливую внешность, быть может, за мою львиную голову? Ты ангел». Ни робости, ни надежды, ни муки, ни радости. Счастье петуха, а потом его трубное пенье.
Гюго умер. У его клаки был свой день и праздник на большую ногу, и гражданский апофеоз. Я, который знал его до 1870 г. и некоторое время спустя, который, оставаясь тем бедным вдовцом, каков я теперь, мог даже похвалиться его сочувствием и дружбой – я поэт, имеющий больше прав, чем они, быть заинтересованным в том, как мой учитель был славен и прославлен
О современном Парнасе
О современном Парнасе
В далеком прошлом, в 1865 г. – у меня хорошая память, – в пассаже Шуазель, 45, жил белокурый молодой человек, преемник Персепиэ, продавца богослужебных книг и известного торговца церковными принадлежностями. Этот негоциант, нормандец и почти литератор по своим знакомствам с маркизом де Л. и г. Ж., бывшим редактором «либеральной» газеты (это было во времена Империи) L'Ordre d'Arras, исчезнувшей затем по наступлении республики, г. Лемэр, говорю я, побуждаемый высоким честолюбием издателя, вздумал выпустить новое роскошное издание французских поэтов XVI века. По настоянию моего друга г. Б., перессорившегося затем почти со всеми, я познакомился с будущим издателем современных поэтов. В то время я был литературно и политически (я был республиканцем тогда, да и во все остальное время, как когда-нибудь, быть может, расскажу) связан с Луи-Ксавье де Рикаром, основателем и главным редактором одного позитивистского обозрения, угасшего от молодости ближайших сотрудников и от имперской полиции, и поэтом школы Кинэ, но с большим, гораздо большим поэтическим талантом, чем этот тусклый враг Бога всякой красоты. Мне помнится, что впоследствии он предпринял в провинции издание радикального журнала. У родителей де Рикара – отец его, генерал, был еще жив и занимал высокую должность в тогдашнем Пале-Рояле – собирались молодые люди, артисты и поэты, совершенно неизвестные, и самым неизвестным из них был тот, чья подпись стоит под этим отрывком. Я, или, вернее, Б., которого я представил генералу, маркизу де Р, познакомил сына последнего с Лемэром. Это свидание подало образованному книгопродавцу мысль о громком издательском предприятии, которое, впрочем, в то время не очень нашумело; это был еженедельный журнал «Искусство» под главной редакцией Л. К. де Рикара, выходивший в течение нескольких недель, – время, как раз достаточное для того, чтобы бросить при помощи безукоризненных бумаги и шрифта семена независимых, высокомерных, непримиримых взглядов, из которых взошел, благодари жирному удобрению непристойных ругательств, современный Парнас, заставивший впоследствии трещать амбары удачливого Лемэра. Последний с тех пор bona sua novit и, должно отдать ему справедливость, молодцом выпутывается из этой задачи, почти дословно предложенной в менее чудесные времена Теодором де Банвиль: «Издавать лириков и жить этим ремеслом». Лемэр не только жил своим ремеслом, он разбогател от него и приобрел все более и более прибыльную известность. После этого попробуйте отрицать мощь поэзии в нашей современной Франции.