— Извините, товарищ…

— Не надо, не продолжайте, — я остановил его, — Объясните мне лучше, товарищ Блюхер, — я умышленно не стал обращаться к нему по званию, — почему несколько батарей сверхмощных самоходных миномётов стоят у вас в тылу и бездействуют? Их прислали сюда для участия в боевых действиях, а не для красоты. Отчёт об их эффективности ляжет прямиком на стол товарища Сталина. А о чём командирам писать, если они не сделали ни единого выстрела по противнику? Так что будьте добры обеспечьте их участие в боях. А что касается особой авиагруппы, то вам уже всё объяснили. Она выполняет приказы либо товарища Сталина, либо мои, как лица на то уполномоченного. Задачи авиагруппе определены ещё в Москве.

— Но нам надо нанести бомбовый удар по занятым японцами позициям? — пытался оправдываться Блюхер.

— Вот именно для этого у вас и есть те самые миномётные батарей.

Блюхер улетел к себе, а я отправился на радиоузел и составил шифровку в Москву о действиях, вернее бездействии, командующего Дальневосточным фронтом Блюхера. Из Москвы сообщили, что Блюхер отозван в Москву, а командование принял генерал-майор Штерн[46], который получил указание оказывать мне полное содействие.

Так же нашей авиагруппе передали готовность 10 часов. Именно через это время истекает срок ультиматума, предъявленного Японии Советской стороной. В тексте ультиматума было требование в течении 24 часов прекратить огонь и отвести японские войска за линию государственной границы. В противном случае Советская сторона оставляла за собой право применить все возможные силы и средства для восстановления статус кво.

Я сразу связался с командующим авиацией Приморского фронта Павлом Рычаговым и передал о 10-ти часовой готовности авиации фронта. Через 10 часов, рано утром 2 августа, должен был быть нанесён массированный бомбовый удар по японским позициям и штабам. Это будет прикрытием нашей операции.

В назначенное время все пять стратегических бомбардировщиков поднялись в воздух. Я сразу устроился на месте бомбардира. Учитывая мои способности, отбомбиться с ювелирной точностью не являлось проблемой.

Над целью появились точно в расчётное время. На небе ни облачка. Видимость миллион на миллион, как говорят в авиации. Я приник к бомбовому прицелу, когда раздалась очередь из кормовой спаренной 23 мм артустановки.

— Что там? — спросил я по СПУ[47], не отрываясь от прицела.