— Пять И-97[48] пытались атаковать. Три уже отлетались, ещё два крутятся в стороне.

— Принял. Право 10. Так держать. На боевом, — даю команду пилоту.

— Есть на боевом.

Всё, теперь самолёт идёт как по ниточке. Сейчас мы как никогда уязвимы. Ловлю в перекрестие прицела здание штаба Квантунской армии и, доверившись своим ощущениям, задерживаю сброс на секунду. После подаю общую команду "Сброс" и нажимаю кнопку. Самолёт резко идёт вверх, освободившись от тяжкого груза. Прибавляем скорости и лезем на максимальную высоту. Здесь нас не достанут никакие истребители. Да и не догонят. У И-97го, насколько я помню, потолок 10 км, а максимальная скорость чуть больше 400 км/ч.

Внизу видна сильнейшая вспышка и тут же всё заволокло дымом и пылью. Дополняют картину многочисленные взрывы мелких бомб, разлетевшихся из ротативных кассет. Оборачиваюсь к сидящему за штурвалом Чкалову и молча показываю большой палец. По глазам видно, что он улыбается. Лицо то закрыто кислородной маской.

Уже спустя некоторое время от агентов Гоминьдана мы узнали, что единственный выживший пилот атаковавшей нас пятёрки истребителей (а наши борт-стрелки сбили все пять), сошедший с ума от увиденного им на земле, утверждал, что в небе повстречал пять красных драконов, которые обрушили свой гнев на пришедших на их земли чужеземцев. Учитывая что одновременно с нами удары авиации наносились как непосредственно по войскам, так и по штабам и линиям снабжения, его слова всерьёз не приняли. То, что у Советов есть большие самолёты, так об этом все знают. Вот только не знают НАСКОЛЬКО большие самолёты есть у этих самых Советов.

Попрощавшись на Хабаровском аэродроме с экипажами бомбардировщиков, которым предстоял перелёт на свою базу, я вылетел на Р-5 в район боевых действий. Предстояло ознакомиться с результатами боевого применения самоходных миномётов. Перелёт был долгим и не слишком комфортным. Лететь предстояло практически на максимальную дальность для этого самолёта, да ещё в открытой кабине почти 4 часа. Сверху хорошо было видно перемещающиеся войска. Бойцы махали нам руками приветствуя.

Сели в непосредственной близости от батареи 240 мм "Тюльпанов". Командир батарей, знакомый мне ещё по полигонным испытаниям, доложил о состоянии матчасти и о полном расходовании боеприпасов. По его словам эффективность миномётов крупного калибра была очень высока. Отдельными разрывами удавалось уничтожать целые подразделения противника. Не спасали никакие полевые укрепления. А звук летящей мины, калибром 240 мм обращал японских солдат в бегство. Пока общался с расчётами боевых машин, подъехал УАЗик (их начали выпускать на автозаводе в Ульяновске. Редкая, пока, в войсках машинка) в сопровождении БТР с отделением бойцов и БРДМ-2 в качестве головного дозора. Приказ наркомата обороны категорически запрещал передвижение командиров от комдива и выше в зоне боевых действий без охраны. Из УАЗика вылез генерал-майор Штерн, с которым я мельком виделся ещё в Москве.