Женщина, рвавшаяся в келью, увидев отца Зосиму, зарыдав, рухнула на колени.

— Батюшка! Батюшка! Храни Вас Господи!

— Ну что ты, сердешная! Ну-ну! Встань с пола-то, встань. — взял под руку, пытаясь поднять её, старец. — Во-о-от, так! Вставай-ка на ноги. Что ж ты, матушка, брата Софрония нашего совсем на стену загнала? Не будет его, что ж я делать-то стану?

— Батюшка, родной Вы мой! Я ж к Вам из-под Новосибирска приехала, не чаяла уже и попасть! — причитала женщина.

— Ну что ж. Пойдём-ка, сердешная, ко мне, поговорим с тобой, расскажешь как у вас там…

Пропустив её в келью, отец Зосима притворил дверь, отмахнувшись от прибывающего в недоумении Софрония.

— Смотри мне — не пускай никого. — шепнул ему старец. — Кто-бы не явился — даже сам отец Настоятель! Понял меня?

— Ваша воля, батюшко! — поклонился келейник.

— Эх, Софроний! Жить ещё тебе да жить — да ума набираться! «Ваша воля!» Божья воля на всё, сынок! Ну, стой..

Поддерживая женщину под руку и тихо мурлыкая ей что-то, отец Зосима уже знал, что может быть как раз для этого случая и поднял он крест благодатного душепопечения — старчества, и нёс его все эти годы. Ничего Господь «так» не делает, во всём его благая воля, во всём смысл. Лишь дотронувшись до локтя этой немолодой женщины, одетой в простое пальтишко, с седыми волосами, непослушно выглядывавшими из-под платка, старец уже многое — если не всё — мог сказать о ней. И не ошибиться — дал же дар Господь… Нет, она не из «новых христиан», коих в последнее-то время основное большинство. Тут исконная вера, порода, если хотите…

— Вот, на скамеечку садись. Да снимай пальто-то — в келье жарища, топят, топят, а ты тут как на жаровне. Ну, рассказывай, как живёшь — Зинаида!

— Ох, Господи! Вы-то меня насквозь видите!

— Ну уж, «вижу». Имя-то твоё я из-под двери расслышал!

— Да ведь не называля я его!

— Ну, а как тогда?! Небось, запамятовала.

— Да точно нет, батюшка!

— Нет? Ну и ладно. Чего об этом рассуждать-то теперь, Зинаида.

— Ох, батюшка! Не знаю теперь даже и начать-то с чего!

— А ты сначала начинай. Где живёшь, как веруешь. Про всё рассказывай! Да что там у тебя в сумке — доставай. Вон, вцепилась в неё, словно коршун.

— Так ведь, батюшко! — всплеснула руками женщина. — Только не гоните сразу — выслушайте сперва! Всё как есть расскажу — как перед Богом! Началось это у меня уж с год как… Сначало-то — как спать лягу — словно кто-то говорить начинает, прямо тут, в голове. Да такие страсти, что сна никого не было. Выспаться никак не могла — только задремлешь, он и начинает…