Лётчики направились к себе в кабину, а Аслан — в хвост. Изучая вопрос, он знал, что хвост — наиболее безопасное место в самолёте, хотя о какой вообще безопасности тут может в принципе идти речь?! Четыре метра ширины — и через очень короткий промежуток времени эта кишка по воле Аллаха поднимется в небо на несколько километров. Помоги Аллах! Аслан протолкался через хохочущий и галдящий салон в самый хвост, где, чудесным образом, пустовала пара кресел, и, тяжело выдохнув, уселся рядом с человеком, которого видел впервые — лет сорок, доброжелательное выбритое скуластое лицо, аккуратная короткая причёска, куртка от Paul&Shark, на руке — неброские, но однозначно дорогие часы. Русский?

— Здравствуйте. Я тут сяду? Аслан. — протянув мужчине руку, поздоровался он.

— Guten morgen! — привстал, протягивая руку, тот. — Я — Берндт. Берндт Раус, аус Дюссельдорф, Дойчлянд. Германия, да?

Аслан сел и тут начало происходить то, чего он больше всего не любил — сосед начал болтать. Тот начал болтать, перемежая немецкую речь нескладной русской, а Аслан — начал бояться. Так продолжалось минут пять, потом Аслан положил свою тяжёлую ладонь ему на руку:

— Слушай, давай перестань говорить сейчас, да? — и добавил, извиняясь, увидев, как немец опешил, — Очень летать боюсь. Нервничаю, понимаешь.

— А я, я! — закивал Берндт. — Их ферштейн, да, я — понимать. Но страх не надо — самолёт зер гут, очень карош. Новый, да. Ты, Аслан, — похлопал его по руке немец, делая ударение в его имени на первую букву, — мне верить: я сам есть пайлот, flieger… Auf dem Hubschrauber, как сказать это… лечу на вертолёт. Ферштейн?

— Вертолётчик, что ли? — посмотрел на него Аслан.

— Я, я! Фертольотчик, рихтих! — закивал тот. — Мой Робинсон Рейвен, дома, ин Дойчлянд! Я говорю — гут флюгцойг, карош «Боинг». Аллер вирд гут зейн! Всё будет карошо. Фюрхте нихт, не бойсь!

— А тут что делал, у нас? — начал задавать вопросы Аслан, пытаясь унять шемящее чувство страха.

— А! Тут я быть… ин дер динстрейс, рабочий поездка, так? Работа — инжинир нах дер эрдойльляйгунген, нефтьтруба, я? Понимаешь?

Аслан, хотя и не понял ни черта из его объяснения, кивнул.

— Бил в Чьечнья у вас один, — показал Берндт указательный палец, — мьесятс, да? И тут — бааа! Дер криг, Майн Готт! Герр Катыров мне очень, очень помогайт. Но я не знаю, как домой. Война.

— Не переживай. Сядем в Москве, оттуда уже к себе домой спокойно полетишь. — попытался успокоить его Аслан.

— Но, нет! Нет! — взвился на своём сидении, взмахивая руками Берндт. Ребята, сидевшие впереди, недовольно обернулись. — Ты дольжен понимайт, это очень большой война, Аслан. Не как раньше. Ваш Волькофф… бомбить Ньюёрк унд Ландон мит нуклеир ракетен, так? Это мировой война. Больше нет флюгцойг польёт в Еуроп. Аллес!