Стараясь не шуметь и не ободрать ноги об осколки стекла, Аслан проник внутрь. Пол залит водой, вместо приборки — гора переломанного железа и пластика. Пригнувшись, Аслан судорожно начал расстёгивать ремень на трупе своего командира, косясь на приоткрытую дверь, из-за которой доносились неприятные звуки — там пировали мертвецы. Искорёженный тёмный салон немного просматривался в щель, и там ходили тени. Не приведи Аллах почуют! Нервные пальцы наконец расстегнули пряжку, и Аслан выдернул ремень вместе с ножом из-под трупа. Вынув клинок из ножен, он быстро застегнул ремень на себе, прихватил свой протазан и уже собрался убираться, как изнутри за дверь схватилась грязная и окровавленная рука, а затем в кабину ввалилась туша зомби в окровавленной форме. Кто это был раньше — было уже не понять. Смерть и посмертие на славу потрудились над тем, что раньше было человесческим лицом. Правая щека и кожа подбородка с половиной бороды были напрочь отодраны или отъедены, глаз же болтался на тонкой ниточке нерва. Почуяв Аслана, мертвец шагнул к нему, вытянув руки вперёд, тихо и неотвратимо, но Аслан был уже не тот, что пару часов назад. Шагнув за кресло с трупом Кароева, он укрылся за ним, а нож командира, прочертив дугу, перерубил мертвецу шею, и тот рухнул, как подкошенный. Конечно, бухнулся он громко, и дальше ждать было нечего. Пока остальные пассажиры не нахлынули, Аслан, невзирая уже на стёкла, нырнул наружу, и подхватив извлечённую ранее чудо-каску, прочь от «Боинга», в болотную воду. Воткнув нож Ильхана в бревно, он кое-как забрался на него, и отталкиваясь протазаном, поплыл подальше от чёртова самолёта. Из разбитых окон вслед ему глядели глаза мертвецов. Видели ли они его или нет, он не знал. В душе булькало недоброе чувство, что всех их, этих мёртвых, в искорёженном корпусе самолёта, он предал. Поскольку не вернул их туда, где они должнв теперь быть — в смерть. Но как же правильно тогда назвать ту форму существования, в которой они вынужденно находились? Вторая жизнь?! Да ну. Это не жизнь, это какой-то похабный эрзац, не-жизнь, но и очевидно, не-смерть. В этой философии сломаешь голову. Вот посетитель ночью явится — он пусть и поведает, а ковыряться в этом сейчас не время. Он сделал то, что мог. А большего, наверное, и не сделаешь. К тому же, дела ещё не завершены.

Ящик. Вот он. Только угол из-под воды. Тут не откроешь — глубоко. Аслан измерил глубину — по грудь. Начнёшь открывать — горя нахлебаешься. Слез со ствола, попробовал приподнять — тяжеленный. Надо тащить к островку, и там смотреть. А как?