— Пускай себе идёт, Глебушка. Может, при конце Бог призрит и помилует.

По ночам напрягали призраки… Спали по очереди, один — да двое. Оттого и путь затягивался, и Софроний, удивившийся предсказанному отцом Зосимой пути до Москвы в сорок дней, мало — помалу начал соглашаться:

— Простите, батюшко. С таким темпом, как мы идём, к сроку поспеть бы…

Как отошли от обители подальше, старец поведал им историю с пророчествами Евлогия и показал старый фолиант. Иноки крестились: как в наше время такое возможно?! За долгими ночными бдениями монахи изучили тексты и прониклись ещё больше важностью их миссии. Обитель они покинули в неведении — шли за старцем, а тут!

Ко всему ещё и Софроний расхворался. Слёг с кашлем, батюшка приложил руку ко лбу — ого!!! А лекарство одно — молитва! Так и не смыкал глаз коленоприклонённый старец три ночи, стоя перед аналоем в давшем им приют неизвестном сельском храме. Потом, когда Софроний очухался, отсыпался. Бдения его подкосили… Вот и ещё задержка, почитай, на неделю. К сороковому дню путешествия монахи в Москву ну никак не поспевали. Шли медленно, щадя старца и еле оправившегося Софрония. Вечером, укрывшись от разыгравшейся вьюги в баньке на краю покинутой деревни, брат Глеб развернул карту:

— Глядите, отцы! Сейчас мы тут. — ткнул пальцем Глеб. — Если же прямо отсюда строго на север пойдём — аккурат к Шоше выйдем. А нам туда и надо!

— Да, но ведь сказано… — попытался парировать прокашлявшийся Софроний.

— А что сказано-то, ты вспомни, брат! «Оставив мертвый град, где стрелы пали» — вот что сказано! Оставив!!! Всё мы делаем правильно, как Евлогий писал! А могли и сразу от Пскова через Тверь двинуться — там короче. Но не пошли, вот и выходит всё по пророчеству. Это и есть решение, ведь сказано — оставив мертвый град — на север! Ну же, отцы!!!

— А ведь ты прав, Глебушка! — огладив бороду, кивнул отец Зосима. — Вот и урегулировалось то, о чём с отцом Тихоном мы недоумевали. «На север — два на десять, да ещё два» — нисповедимы пути Господни! С утра выходим…

А дальше — лесами, заснеженными полями, по льду рек, стремили они путь свой к точке, отмеченной карандашём на карте. Жильё встречалось реже, оттого и натиск потустороннего не так одолевал. Но силы тратились быстрее — вот он, путь по снегам и бездорожью. Чем ближе подбирались иноки к искомой точке, тем длиннее становился день, темнело позже. Зима, рассчитавшись с этим миром, неспешно удалялась, давая дорогу весне, но погода… Погода не баловала. Днём теплело, а по ночам всё так же схватывало морозцем и по утру иноков, собиравшихся продолжить путь, поджидал наст. Сухонький отец Зосима редко проваливался, а вот стокиллограмовому брату Глебу везло меньше. Мощный телом монах ежесекундно проваливался своими лыжами под наст, и терпение подходило к концу — в итоге проложил все силы зла, препятствующие им в пути, да так, что отец Зосима, не слыхавший такой отборной брани, почитай что, с детства, сам чуть не провалился под землю: