Уходили по заре, а возвращались затемно. Сколько одних мертвяков по местам упокоили — спичек в коробке не хватит, если пересчитывая, ломать. Федькина куртка покрылась рваными царапинами и следами мертвецких зубов. Шутка ли?! Каждый день — как на фронте. Опасность не отпускала и во сне, хотя сон у мужиков, вопреки ежедневному опыту, сделался крепким — ори над ухом, не разбудишь. Ранние подъёмы и постоянное пребывание на свежем воздухе поддерживали тонус, а постоянные тяжёлые физические нагрузки укрепили мускулатуру. Любо-дорого стало посмотреть на мужиков в бане, когда, скинув исподнее, они обнажали свои крепкие, налитые силой, здоровые тела! Прошли те времена и не вернутся больше, когда избалованные горожанки сменили кумиров на тщедушных, сладеньких и ужимистых мальчиков. Теперь, шагая по сельской площади по делам, или будучи от них свободными, Иван и Федор всё чаще стали замечать возрастающий интерес к своим персонам со стороны женского пола. Сущий грех вспоминать, а только и в храме на службе мужики ловили спинами жгучие взгляды. Ну а что? Улеглось потихоньку. Жизнь стала входить в новое русло. Свыклись люди, пообтесались в этой новой — и не такой уж плохой, если честно — жизни. И либидо, до поры задвинутое в отдалённые углы физиологии, стало просыпаться.

Что до Фёдора, то он не уставал удивляться себе самому. Ранее-то, по московской ещё жизни, до свадьбы, а то и после, за сладкой кокеткой приударить он был не дурак. Не то, чтобы ловелас: так, от случая к случаю. Женившись, понятно, подуспокоился, но всё же… Нет, нет — да и да. А тут… Глядя на стреляющих глазками и краснеющих при виде старшего лесных девок, что-то обычный огонёк не загорался, и Фёдор было испугался — а не закрылась ли калитка?! Как-то раз, парясь в бане, издалека завёл разговор на эту скользкую тему с Иваном и мужиками.

— Представляешь, вчера стою на причастие в храме. А сзади эта подкралась — ну, помнишь, блондиночка такая мясная, крепенькая, которая к нам клинья била у Тинки тогда? И прямо сиськами мне по спине елозит, прямо сиськами! Я хоть и в куртке на майку был — всё равно почувствовал: соски стоячие, упругие. Прикинь, да?! На причастии, чувак!!!

— Ууу. — завыл, зажав в руке мошонку Ваня. — Ну а ты чего?!

— А чего я?! — удивлённо развёл руками Срамнов. — Тупишь?! В храме, говорю, дело было…

— Надо было брать её за жопу — в храме, не в храме, — поучительно покачал пальцем Папа, свесившись с верхней полки, — и в кусты вести. А там…!!!

— Вэрно гаваришь. — кивнул, плеснув на каменку совок воды Аслан. — Я давно замэчаю — бабы у вас с ума сошли, оу. Раз сама завёт — надо брать. Бляди так делают, хароший, воспитанный баба — никогда. Вот у нас в ауле как? Захател бабу какой — иди к атцу. Нет иво — к брату иди. Гавари с ним. Так, как у вас — не бывает. Только блядь сама на мужика прыгает. А раз блядь, то сам знаешь для чего она, брат!