И вот скрипнули петли монастырских ворот, и затворились створки. Последний взгляд на стены, хранившие их все эти годы. Помоги Господи! Впереди — нетронутая, такая белая, снежная целина, и долгий путь. Путь в неизведанное, в вечность или смерть. Кто может до конца постичь будущее?! Открыто ли оно кому?! Случалось в этом мире, Господь посещал избранных благодатью прозорливости. Но только представить себе путь и лишения, потребные подвижнику, чтобы получить из дланей Господа чудесный дар, и то дрожь берёт. Единицы их в веках, их имена с трепетом поминают святые отцы. Предопределён ли ход событий, или же в воле человека менять их? Отец Зосима не мучился этим вопросом: он знал, на всё под солнцем и луною есть воля Божья. И не подует ветер и не согнёт травинки без неё. Господь Благ, на всём Его промысел. Мы люди; наше дело славить Господа, жить в Вере, и твёрдой рукою вершить Его заветы. А ежели посетит лишениями и испытаниями — принимать и благодарить. Старец перекрестился:
— Ну, с Богом. Пошли; а Господь управит!
И снег заскрипел под полозьями лыж, уносивших три крохотные фигурки от стен древней обители в неизведанное…
* * *
Как всё было предсказано благодатным Евлогием, так всё и выходило; книга же, любовно закутанная в чистую тряпицу, хранилась в небольшом рюкзачке на согбенной спине старца и путешествовала вместе с иноками. Путешествовала, хотя, слово неправильное, кощунственное какое-то. Произнесёшь его — и представляются тебе тёплые моря, пальмы, белоснежные лайнеры. Быть может, горы, или купе поезда, с дымящимся стаканом крепкого чая на столике, вставленным в фирменный железнодорожный подстаканник. Нет, путешествием их подвиг — а именно подвиг это и был — назвать язык не повернётся…
Два дня шли на юг, обойдя Псков. На второй день вышли на трассу, идущую через Великие Луки, Ржев и Волоколамск к Москве. Брат Глеб задавал ход движения, щадя старенького архимандрита. Ночевали, где Бог послал. Питались скудно — сухари да консервы, что взяли с собой, да ушлый, как оказалось, брат Софроний где-то в покинутых домах выискивал. Хоть и не лежала душа старца, а всё ж на такое инока благословил: иного пути пропитания нет, а с собой, на мослах, много не унесёшь. Путь длинный, и силы поддерживать — первое дело. Иначе к чему это всё?! Воду топили из снега: брать из колодцев старец не велел. Растопив и охладив, проводил отец Зосима водосвятный молебен. От потусторонних напастей, считай, единственное средство, а молитва старца была ох как крепка! Хотя и старались обходить населённые пункты, не говоря уж о городах, стороной, всё же от трассы старались сильно не уклоняться. А где города, там и мертвецы! Ох, и натерпелись же от этих станинских посланцев иноки, не поимевшие привычки за стенами обители! Но то ли и вправду молитвы оставшихся братьев, неусыпно возносимые Господу, хранили их, то ли сам Господь вёл их руку, как-то напасть сия в пути их миновала. Раз лишь выскочил гнусный мертвец прямо из сугроба на пути их и бросился, но отец Зосима воздел крест. И… тварь отступила. Озираясь, оступаясь и утопая по пояс в снегу, скрылась в руинах… Брат Глеб вскинул автомат было, но старец остановил его: