— От Москвы — на северо-запад получается. — сказал отец Тихон, задумавшись. — Да, некоторая нестыковка…

— Но боле ничего не подходит, Тихон. — развёл руками отец Зосима. — Ежели на север от Москвы, то туда идёт Дмитровское шоссе, но видишь сам — там ничего нет…

— Остаётся признать, что в чём-то, — воздев поучительно палец, молвил настоятель, — Евлогий мог ошибаться. Временной интервал весьма велик, весьма. Точнее если, не ошибаться — а быть не абсолютно корректным в изложении.

— Да. По-другому и не получается…

— Ну что ж. — отклонился от карты отец Тихон. — С Божьей помощью нащупали направление и цель. Остаётся лишь временная точка…

— Тут всё ясно. — безапелляционно первал ход его мыслей духовник. — Возвращаемся к уже истолкованному. Где ж это? А вот…

— Так это самое начало книги! — удивлённо развёл руками Тихон.

— И что ж? Эта книга целостна, одно цепляется за другое… Конец — в начале, а начало — в конце. — ответил ему отец Зосима. — Вот и ответ тебе. Восемнадцатого марта. Сегодня, батюшко, какой день на дворе был?

— Так ведь… Двадцатое декабря. До Рождества-то всего ничего…

— Вот-вот. На Рождество, получается, не буду я служить… Видишь, нет у Господа ничего случайного.

Отец Тихон закрыл глаза, считая в уме и загибая пальцы, а сосчитав, перекрестился:

— Воистину неисповедимы пути Господни! Чтобы поспеть, в Рождественский праздник выходить надобно!

* * *

Отца Зосиму и иноков, покидавших обитель с ним, никто не провожал. Решили сохранить их исход втайне, чтобы не давать почву досужим слухам. Шли налегке, основная поклажа досталась дюжему брату Глебу, и хотя и качал недовольно головой отец Зосима, за спиной его нашёл своё место укороченный автомат Калашникова. Боезапас невелик — два рожка, на серьёзный бой и не хватит. Оружие появилось в монастыре вместе с группой миллицонеров, которых беда застала на службе — чуть ли не в последний момент, когда уже отец настоятель дал указ затворять ворота, влетел их УАЗик в монастырь.

…Врата затворили на третий день Беды — не от худого дела. Ну не могла обитель вместить всех, желавших укрыться в её древних стенах! И так триста человек приветила, а где ж размещать-то? Тогда отец Тихон второстепенные службы все свернул. Селили людей и в кельях, подселяя к насельникам, и в галереях, и в рабочих помещениях… Те беды, выпавшие мирским, обтекали древнюю обитель стороной. Шутка ли! Благостное, намоленное место. Сколько одних нетленных мощей великих подвижников хранят древние, Богомсданные, пещеры! Втуне бродили толпы мертвецов, не дерзавших приблизиться к монастырским стенам, как и ранее, хранимым вставшими на рать иноками. Пришло их время — и разбрелись, оставив Божью твердыню. Не знала обитель ни призраков, сокрушавших повсеместно души тех, кого Господь пометил жить, ни бесов — этих поганых посланцев неведомого зла. Тихо текла все эти годы устоявшаяся монастырская жизнь, укрывающая неусыпной молитвой иноков и старцев. Лишь грядки, сменившие цветочные клумбы в укрытых сенью старых деревьев монастырских аллеях и парках, да поленницы дров, нашедших свой приют у стен благодатных храмов выдавали неискушённым, что обитель живёт на осадном положении. Благодать этого святого воистину места хранила людей, не ведавших истинного накала ужаса, захлестнувшего землю. Немного таких мест осталось в России… Да и есть ли они?!