— Слышал. — отрубил он. — Беги. Сделай всё, как надо. Я скоро приду.

Алевтина кивнула, и словно была девчёнкой, бросилась к дверям лифта. Туфли на шпильках так и норовили нанести травму, подвернув ногу, и она просто скинула их. Кутин, глядя на неё, покрутил головой и ухмыльнулся, и когда двери лифта закрылись за полковником Срамновой, улыбка исчезла с его лица.

— Связь! — протянул он руку, и послушный майор — адъютант вложил в неё массивный чёрный аппарат.

— Выйди, Игорь. — сказал премьер и офицер послушно удалился.

Кутин набрал сложный, одному известный код и на дисплее появилась бегущая строчка, информирующая о состоянии связи по спутниковому каналу. Где-то там, наверху, тарелка антенны развернулась и уставилась в небо.

— Три. Восемь. Двадцать шесть. Девять. — продиктовал условные цифры премьер. — Выполняйте.

ТЕПЕРЬ. ИЮНЬ 2017 ГОДА. ТВЕРСКАЯ ОБЛАСТЬ, КУШАЛИНО. ФЁДОР СРАМНОВ

ТЕПЕРЬ. ИЮНЬ 2017 ГОДА. ТВЕРСКАЯ ОБЛАСТЬ, КУШАЛИНО. ФЁДОР СРАМНОВ

Капитан Звиад Гамишвили никогда не был терпеливым человеком. Напротив, вывести его из себя было просто, даже — слишком просто. Про это, совсем не красящее его, свойство собственного характера капитан, конечно же, знал. Более того, считал его наихудшим из собственных зол и, как мог и умел, пытался с оным бороться. Борьба эта на временном горизонте жизни Звиада протекала с переменным успехом. Взрывной характер, унаследованный от отца — генерала (Царство ему Небесное), сколько себя помнил Звиад, частенько приносил ему неприятности и сложности. Армия, с её жёсткой субординацией, некоторым образом нивелировала эту черту. Другое дело — жизнь гражданская, с её бардаком, разнузданностью. Лично для себя, Звиад подсознательно делил свою жизнь на две взаимоисключающих жизни — служба и гражданка. И, покидая расположение части, Звиад концентрировался, чтобы — не дай Бог — не сорваться при первом удобном случае. Случаи эти, естественно, постоянно возникали; но годы аутотренинга на подавление ярости тоже не проходили даром — к своим сорока капитан Гамишвили, не добившийся особых высот по службе, худо — бедно держал себя в руках. В новых нынешних реалиях Гамишвили себе не изменял: как и до Беды, так и теперь, подчинённые капитана выучили и приняли к исполнению простое правило — не будить зверя. Пусть себе дрыхнет. И когда какое-либо дерьмо таки случалось, старались не являться под гневные очи командира первыми. Служба — она сближает. Где ещё сможешь так узнать всю поднаготную характера своего коллеги или сослуживца, как не в казарме?! И те, кому довелось послужить с капитаном ещё в прошлые годы, знали также и то, что за приступом лютого гнева командира достаточно быстро наступает ремиссия. Капитан Гамишвили не был терпеливым и спокойным человеком, нет. Но он был отходчивым.