— Довольно!!! — громоподобным басом прорычал он. — А ну-ка сядь! Сядь, я говорю!!! Ты сказал — теперь меня послушай!

Звиад, совершенно не ожидая такой реакции от старенького, словно сошедшего с образов, священника, зашарил рукой, пытаясь отыскать и вернуть в законное положение свой стул. Нащупав его, кое-как поставил и плюхнулся. Удивление Звиада было настолько велико, как если бы, беседуя с ребёнком на его языке, сюсюкая с ним, капитан вдруг узрел как тот превращается в монстра. Такого он не ожидал и правильным будет сказать, капитан некоторым образом испытал шок.

— Сел?! — продолжал нависать над столом гневающийся батюшка во всеобщей повисшей тишине. — Теперь ответь мне: какие бесы тебя одолели, капитан, что ты сквернословил так?! Не стесняйся — у нас тут рука набитая. Всех изгоним! Или русский язык, на котором исстари изъяснялись наши предки, писалась величайшая литература и поэзия — иссяк?! Я так не думаю! Или на твоей родине так принято, невзирая на седины старцев, браниться, как чёрт на язык положит?! Я так не думаю! Гнев — лютый грех, вкушённый от самого Врага, будь он неладен! Гнев и гордыня — погубят быстрее пули. Про свою душу не радеешь, озирая происходящее — о наших подумай! Верх глупости — подобным способом бесов приманивать сюда, где собрались люди совет держать, как дальше жить в угоду Господу и Врагу на посрамление! Или не ведаешь — кто первым является к нам на наши грехи и нерадения?! Что глаза опустил, капитан?

— Простите, батюшка! — втянув в плечи голову как-то невнятно пробормотал Звиад.

— Бог простит!!! — махнул рукой старец. — Не наше дело — судить да прощать, а мы сегодня и так уже осудили довольно. На смерть осудили! Она, может, ему и по заслугам. Велик спуд содеянного, и, памятуя о живых и спасшихся, верю, что решение это воистину правильное. Но всё ж — это грех, и его ещё замаливать предстоит. Не лежит моё сердце на это, однако, против общего мнения не пойду. Не люди для Церкви, но Церковь для людей. Понимаю я и тебя, капитан. Но послушай сперва, что расскажу я тебе, а потом уж решай, как поступать. Не давай бесам волю решать за себя.

Звиад снова попросил прощения у всех присутствующих, покаявшись на гневливость и нетерпимость к ущемлению своей воли. Его уже отпустило, и как обычно с ним случалось, за приступом неконтролируемого гнева приходил стыд. Отец Паисий, возвратившись в своё обычное, мирное состояние, вернулся за стол, и обозрев собрание, продолжил:

— Вы у нас тут гости, люди новые. А мы живём тут. Сами знаете — много страшного, непонятного теперь происходит. Умный человек задумается, присмотрится, постарается разобраться — если сможет. А дурак будет орать и шарахаться от собственной тени. Сим поведением обретёт себе скорую могилу; и это хорошо, если могилу, а не иное какое страшное состояние. Это я говорю не к тому, чтобы обидеть вас как-то. Прошу прощения, если уж так вышло. Это я к тому, что не стоит вот так просто относиться теперь ко всему новому и непонятному вокруг нас. Кто знает, что нам теперь на пользу из того, а что — во вред? Так вот, ты спрашивал о Маше, Звиад. Я расскажу. О, у этой девушки весьма, весьма странный дар! Время от времени она видит некие существенные моменты из будущего. Именно — существенные, это ключевое слово. Кроме того, может сказать многое о человеке, дотронувшись до него. Вот как с тобой сегодня. Словам и предостережениям её мы доверяем. Даже я, священник православный, по чину своему и уставам Церкви вроде бы должный пресекать подобное и отвращать от сего своих прихожан, сдаюсь. А потому, что рекомое ею имеет обыкновение исполняться. Во многом оказала Маша помощь общине и от многого, исполнившегося в последствии, предостерегла. Человек она загадочный, малообщительна, скрытна. Видения эти ею весьма дорого ей стоят, забирают силы и здоровье. Таков уж расчет за этот её дар — или крест — уж я не знаю. Фёдор говорит дело, но решать тебе…